Die Meistersinger von Nürnberg” by Richard Wagner libretto (Russian)

Действующие лица

Ганс Закс, башмачник - бас
Фейт Погнер, золотых дел мастер - бас
Кунц Фогельгезанг, скорняк - тенор
Конрад Нахтигаль, жестяных дел мастер - бас
Сикстус Бекмессер, городской писарь - бас
Фриц Котнер, пекарь - бас
Валтасар Цорн, оловянных дел мастер - тенор
Ульрих Эйслингер, торговец пряностями - тенор
Августин Мозер, портной - тенор
Герман Ортель, мыловар - бас
Ганс Шварц, чулочник - бас
Ганс Фольц, медник - бас
Вальтер фон Штольцинг, молодой франконский рыцарь - тенор
Давид, ученик Закса - тенор
Ева, дочь Погнера - сопрано
Магдалена, кормилица Евы - сопрано
Ночной сторож - бас
Горожане и горожанки всех цехов. Подмастерья. Ученики. Девушки. Народ.

Действие происходит в Нюрнберге, в середине XVI столения.

Первое действие. В церкви св. Екатерины.
Второе действие. На уличном перекрёстке у домов Погнера и Закса.
Третье действие. а) В мастерской Закса; б) в открытом поле на берегу Пегница

ПЕРВОЕ ДЕЙСТВИЕ

ПЕРВАЯ СЦЕНА

Сцена представляет внутренность храма св. Екатерины, в косом разрезе; всё среднее пространство церкви (“корабль”)уходит слева вглубь, так что видны лишь последние скамьи молящихся. Передний план образуется свободной площадкой перед хорами; впоследствии чёрные занавеси совершенно отделяют её от “корабля”.
При поднятии занавеса слышны звуки органа и пение: прихожане поют последнюю строфу хорала, которым заканчивается вечерня на кануне предстоящего праздника в честь св. Иоанна Крестителя (Иванов день).

Хорал прихожан
“Ты в реке Христа крестил,
путь его благословил.
Муки смерти принял он,
людям дал святой закон.
Бог омыл крещеньем нас,
от греха страданьем спас.
Ты, креститель,
наш святитель,
путь отверзи нам
ко святым струям!”
Во время коротких органных интерлюдий, разделяющих стихи хорала, постепенно развивается следующая мимическая сцена, сопровождаемая оркестром.
В последнем ряду скамеек сидят Ева и Магдалена; в некотором отдалении, прислонившись к боковой колонне и не сводя глаз с Евы, стоит Вальтер фон Штольцинг и жестами то настойчивыми, то нежными выражает ей свои мольбы и заверения; Ева неоднократно оборачивается в его сторону и отвечает ему робко и застенчиво, но с чувством и ободряюще. Магдалена часто прерывает пение, чтобы дёрнуть Еву за платье и напомнить ей об осторожности.

По окончании хорала следует довольно длинная органная постлюдия, во время которой прихожане направляются к главному выходу (слева в глубине сцены) и постепенно покидают церковь. Обе женщины тоже встали со своих мест и собираются уходить, но Вальтер быстрыми шагами подходит к ним.

Вальтер
(Еве тихо, но пылко)
На миг! Прошу! На миг один!

Ева
(быстро оборачиваясь к Магдалене)
Платок мой, ах!
Он верно там!..

Магдалена
Забыла ты, а мне искать!
(Она возвращается к скамьям.)

Вальтер
Фрейлейн, простите дерзость мне...
Знать я хотел бы...
должен спросить вас, –
и вот готов на всё решиться!
Я жизнь найду иль смерть?
Блаженство иль позор?
Одно словечко мне скажет всё:
ужели... вы...

Магдалена
(возвращаясь)
Вот твой платок.

Ева
Мой Бог! Браслетка...

Магдалена
Где же она?
(Она снова уходит, ища на полу.)

Вальтер
Рай светлый или полночный мрак?
Луч ли надежды ярко блеснёт мне,
иль безотраден будет ответ?.. Ужели... вы...

Магдалена
(снова возвращаясь)
На, возьми браслетку. –
Ну вот, теперь нашли мы всё...
Ах, да! Книгу-то забыла я!
(Она опять торопливо уходит.)

Вальтер
Ответа жадно жду от вас!
Судьба моя таится в нём: да, или нет?
Шепните мне: ужели... вы...
(решительно и быстро)
обручены?

Магдалена
(уже успевшая вернуться,
приседает Вальтеру)

Ого! Мой рыцарь! Какая честь для нас!
Своей охраной почтили вы её...
Рад будет мастер Погнер героя вновь увидеть!

Вальтер
(с горечью, страстно)
О, зачем я вошёл в ваш дом!

Магдалена
Ай, рыцарь, не стыдно ли вам!
Едва вы в город прибыть успели, –
у нас нашли приём радушный!
Иль наши кухня, погреб, шкаф и стол не угодили вам?

Ева
Ах, Лена! Он совсем не о том!
Обо мне ведь хочет он знать!..
Но что скажу? – Не знаю сама!
Ужель и вправду это не сон?..
Он спросил, – невеста ли я...

Магдалена
(испуганно оглядываясь)
Мой Бог! Спрячь свой язык!
И скорей пойдём домой, –
увидеть могут нас!

Вальтер
Сперва – дайте мне ответ!

Ева
(Магдалене)
Смотри, народ ушёл...

Магдалена
Тем хуже и страшней! –
Мой рыцарь, – не здесь, не здесь!

Давид выходит из ризницы и начинает задёргивать тёмные занавеси, которые так устроены, что в косом направлении отделяют передний план сцены от “корабля” церкви.

Вальтер
(настойчиво)
Нет, слова жду!

Ева
(удерживая Магдалену)
Он ждёт!

Магдалена уже повернулась было, чтобы уйти, но видит Давида и останавливается.

Магдалена
(нежно про себя)
Давид здесь? Ах! Милый мой!

Ева
(настойчиво ей)
Ну, что же! Помоги мне!

Магдалена
(рассеянно, часто оглядываясь на Давида)
Поверьте, рыцарь, на ваш вопрос
ответить вовсе не легко...
Невеста Евхен Погнер, но...

Ева
(быстро перебивая)
Но сам жених неизвестен ещё!

Магдалена
Никто не знает жениха;
его укажет нам завтра суд:
только мастер пенья получит приз...

Ева
(опять перебивая, восторженно)
Сама невеста приз вручит!

Вальтер
(удивлённо)
Кто ж “мастер пенья”?

Ева
(робко)
Вы разве нет?..

Вальтер
Борьба певцов?

Магдалена
Достойный суд!
Вальтер
И приз дадут?

Магдалена
Мастера присудят.

Вальтер
Невеста... вручит?

Ева
(забывшись)
Вам, одному вам!
Вальтер, сильно возбуждённый, отходит в сторону и начинает шагать взад и вперёд.

Магдалена
(очень испуганно)
Ах, Евхен, Евхен! Что за безумье!

Ева
Голубка Лена, устрой наше счастье!

Магдалена
Встретились вы в первый раз вчера...

Ева
Тотчас в него и влюбилась я:
образ его мне давно знаком!
Ах, он на Давида так похож!

Магдалена
(крайне удивлённая)
Вот те раз! На Давида?!

Ева
Картину припомни!

Магдалена
А! Знаю: король с бородой большой и с арфой, –
там, на гербе певцов?

Ева
Нет! Тот, чей камень сразил Голиафа!
С пращёй в руке, за поясом меч,
чело сияет в светлых кудрях, –
как нам представил Дюрер* его!

Магдалена
(громко вздыхая)
Давид мой! Ах!

Давид
Давид выходил и теперь возвращается с линейкой за поясом, раскачивая большой кусок мела, привязанный к верёвке.

Да, здесь я; кто звал?

Магдалена
Давид, беды натворили вы! –
(Плутишка мой! Знает ли он?) –
Ого! Он, кажется, нас тут запер?

Давид
(нежно ей)
В груди – только вас!

Магдалена
(пылко)
(Сердечко моё!) – И здесь у вас проказы, шутки?

Давид
Храни Бог! Шутки?
Серьёзный труд: Я готовлю круг для мастеров!

Магдалена
Как? Будет собранье?

Давид
Экзамен лишь:
кто школу кончил – пусть предстанет;
и тот, кто твёрдо табулатуру ** знает, –
может в мастера попасть.

Магдалена
Так в добрый час явился рыцарь наш. –
Ну, мы пойдём! Пора домой!

Вальтер
(быстро оборачиваясь к женщинам)
К отцу ея позвольте проводить вас...

Магдалена
Он сам будет здесь, – дождитесь его.
Чтоб добиться руки Евхен, – и час, и место вы нашли!
(Еве)
Теперь – прочь отсюда!

Два ученика входят и принимаются носить скамейки.

Вальтер
Что должен я делать?

Магдалена
Давид вас научит и всё вам расскажет. –
Милый Давид, я очень прошу:
ты рыцаря возьми под свой покров!
Из кухни кое-что тебе я припасу,
а завтра ты требуй, что хочешь, –
но сделай мне рыцаря мастером пенья!
(Она торопит Еву уходить)

Ева
(Вальтеру)
Я вас увижу?

Вальтер
(пылко)
Сегодня же, клянусь! –
Сам я не знаю, на что решиться...
Новы все чувства мои!
Всё мне здесь ново, всё мне чуднт!
Знаю одно лишь, одно понимаю, –
что вас добыть любовь мне поможет!
И если меч мой здесь непригоден, –
я вас добуду искусством пенья!
Мне рок вас сулит, – для вас огонь певца горит!

Ева
(очень горячо)
Любовь, – вот наш щит!
Да, вас любовь моя хранит!

Магдалена
Скорей домой, иль нам беда грозит!

Давид
(удивлённо меряя глазами Вальтера)
Вдруг мастер? Какая прыть!

Магдалена быстро увлекает Еву за занавеси, к выходу. – Вальтер, в большом возбуждении и глубоком раздумьи, бросается в кресло, поставленное на небольшой помост, подобный кафедре; это кресло было перед тем отодвинуто двумя учениками от стены, ближе к середине сцены.
ВТОРАЯ СЦЕНА

Приходят ещё несколько учеников; они приносят и расставляют скамейки, приготовляя всё необходимое для заседания мастеров пения.

Первый ученик
Живо! Давид!

Второй
Что стоишь?

Третий
Строить “метку” помогай!

Давид
Я всех вас прилежней, лентяи;
некогда мне, – дела есть поважнее!

Ученики
(отдельными группами)

Каков петух! –

Школяр примерный! –

Ну, да: он из лавки башмачной! –

С пером сидит он за колодкой! –

Он шилом строчит стихи! –

И рифмы пишет на красной коже! –

Так – (делая соответственный жест)

кожу надо дубить! (Смеясь, они принимаются за работу.)

Давид
(некоторое время наблюдавший погружённого в раздумье рыцаря, очень громко)
“Начинай!”

Вальтер
(бросая на него удивлённый взгляд)
Как так?

Давид
(ещё громче)
“Начинай!” – Так крикнет метчик, –
и петь вам надо! Ясно ли вам?

Вальтер
Кто этот метчик?

Давид
Что за вопрос!
Вам не знакомы суды певцов?

Вальтер
Судей цеховых не знал я раньше.

Давид
А вы “поэт” ли?

Вальтер
Если б так!

Давид
Или “певец” вы?

Вальтер
Знает Бог!

Давид
Какой вы школы “питомец” и “друг”?

Вальтер
Звучит всё это дико мне!

Давид
И вы сразу в “мастера” хотите?!

Вальтер
А это разве так недоступно?

Давид
О, Лена, Лена!

Вальтер
Я бы хотел!

Давид
О, Магдалена!!
Вальтер
Дайте совет!

Давид
(становясь в позу)
Мой рыцарь! В пеньи мастерства
нельзя достигнуть в день один.
Недаром славен в Нюрнберге учитель мой – Ганс Закс!
Уж целый год он наставляет и учит петь меня.
Стих сочинять, башмак тачать, – я всё изучаю зараз.
Кожу дубя и правя гладко, –
гласные все твержу для порядка;
воск ли примусь я в нить втирать, – тут же учусь и рифмовать.
Махаю шилом, зубрю, сверля, –
что глухо, что звучно, размер и счёт;
с колодкой в руках – слог длинный и краткий,
твёрдый, мягкий, яркий, слепой; –
“клещи” и “сиротки”, все паузы, “приклейки”,
все “зёрна”, “цветочки”, “колючки”, –
всё это ревностно я учил.
К чему ж, скажите, труд мой привёл?

Вальтер
К паре сапог, – должно быть так?

Давид
Да, – не угодно ль подождать!
Ведь “бар” * скроить не так-то легко:
тут извольте все законы знать, –
придумать шов, каблуки пригнать...
Ах, надо много сметки,
чтоб бару сшить подметки!
Ведь к каблукам “припев” пристал, –
он не велик, но и не мал;
не годится рифма там –
та, что дана каблукам!
Кто всё превзошёл и знает в зуб, –
всё же тот ещё для “мастера” глуп!

Вальтер
Мой Бог! Разве сапожник я? –
Лучше в пеньи ты наставь меня!

Давид
Да! О, если б сам я достиг уж “певца”!
Бог знает, как это не легко!
Тонам в искусстве нашем,
поверьте, – счёт большой!
Как громких, так и тихих
очень много, рыцарь мой!
Тон “краткий”, “долгий” и “сверхдолгий” тон;
“бумаги” тон, “чернил” напев;
“зелёный”, “красный”, “синий” тон;
“кустарник”, “солома”, “свежий укроп”;
тон “нежный” и “сладкий”, и “розы” напев;
“любви короткой”, “забвенья” тон;
есть “розмарин”, “желтофиоль”;
тон “радуги”, “соловьиный” напев;
“британский свинец” и “липовый цвет”;
тон “померанца”, “корицы” напев;
“лягушки”, “телёнка”, “щеглёнка” тон;
“усопшей россомахи” тон;
“чижи” и “улитки”; “собачий лай”;
“цвет медовки нежной”,
“душицы” тон; и “кожа льва”,
и “верный пеликан”,
и тон “блестящей дратвы”.

Вальтер
О, небо! Какой бесконечный ряд тонов!

Давид
Я дал лишь названья;
вы же всё спойте –
так, как велят нам мастера!
И чтоб слова звучали ясно, –
где голос вверх иль вниз идёт;
верхний предел и нижний тоже
для начала брать нельзя!
Берегите дух, чтоб не пустить
в конце нежданно петуха;
перед словом не вздумайте мычать,
после слова – согласными бурчать!
На цепь “фьоритур” и связки “цветов” –
на всё есть точный указ мастеров.
Но стоит смешать, или забыть,
в смущенье впасть и нить потерять, –
хотя б ошибок было мало, –
нельзя избежать провала!
При всём стараньи и труде
я сам ещё не всё постиг:
бывает порой, в несчастный день, –
“ударный” тон мастер сам поёт мне...
Тогда, если Лена не даст поесть,
я должен спеть “хлебо-водный” тон...
Вот вам пример живой, –
забудьте бред пустой!
Когда ни “певца”, ни “поэта” нет, –
может ли “мастер” явиться на свет?!

Вальтер
Как стать “поэтом”?

Ученики
(за работой)
Слушай, Давид!

Давид
Что вы? Сейчас! –
(Снова быстро оборачиваясь к Вальтеру)
Как стать “поэтом”? –
Когда заправским “певцом” вы стали,
мастерские тоны верно усвоив, –
сами сложите связку рифм,
но чтоб на месте было всё;
если ваш стих во всём горазд,
то венок “поэта” он вам даст!

Ученики
Эй! Живо! Или мы скажем Заксу!
Ну, кончай же болтать по пустому!

Давид
(взглянув на их работу)
Ого! – Ну, да! Я вам не помог, –
без меня всё сделано кое-как!
(Он хочет идти к ним.)

Вальтер
(удерживая его)
Два слова: в “мастера” как попасть?

Давид
(снова быстро оборачиваясь к Вальтеру)
А тут, мой рыцарь, – такой закон:
(С очень глубокомысленным видом)
Поэт наш должен петь;
и если из рифм и слов, что придумал он,
тонами он новую песню сложит,
то будет “мастер пенья” рождён!

Вальтер
(быстро)
Одна надежда мне – “мастером” стать!
Если петь мне перед собраньем, –
надо в стихах новый “тон” создать!

Давид
(подойдя к ученикам)
Что сделали вы? – Когда нет меня,
нелепо всё у вас, – метка и стул!
(Со стуком и шумом он опрокидывает работу учеников по сооружению метки.)
Разве нынче “школа”? – Дурачьё! –
Ставь малую метку! Экзамен лишь!

Ученики, уже приготовившие было посреди сцены крупное сооружение с занавесками, по приказанию Давида поспешно отодвигают все подмостки в сторону и вместо них с такою же быстротой воздвигают подмостки меньших размеров; в эту “метку” они ставят стул и перед ним маленький пульт, а возле помещают большую чёрную доску, к которой привешивают на нитке кусок мела; сооружение это обвешивается чёрными занавесками, которые сначала задёргиваются сзади и с обоих боков, а впоследствии – также и спереди.

Ученики
(напевая за работой)
Ну, конечно, учёный Давид всех умней!
Ждёт он наверно больших степеней:
на суд пришёл и будет петь, –
придётся веночек ему надеть!
“Ударные” рифмы помнит он,
умеет петь “голодный” тон;
и “подмёток” песня ему не нова, –
ведь часто он слышит: “раз и два”!
(Они изображают два пинка ногой и смеются.)

Давид
Да, смейтесь вы! Я в стороне:
другой предстанет перед судом.
Он в школе не был, не певец он, –
поэта, вишь, он перепрыгнул!
Ведь это рыцарь, – и одним скачком
он здесь получить мечтает
сразу мастера званье! –
Так стройте метку ему ловчей! –
(В то время, как ученики заканчивают работу)
Ближе! – Дальше! – А доску – к стене,
чтоб метчик мог рукою достать!
(Обращаясь к Вальтеру)
Да, да – сам метчик! Страшно, небось? –
Он многих уже успел провалить!
Семь ошибок он вам простит
и мелом отметит их там;
кто сверх семи ошибок наврал, –
прямо тот угодил в провал!
Итак, берегитесь: судья не спит!
(Напевая и звонко ударяя в ладоши)
Дай Бог вам спеть счастливо,
добыть веночек на диво!
Веночек тонко из шёлка сплетён,
но будет ли рыцарю он присуждён?
Тем временем ученики уже завесили метку; они берутся за руки и танцуют вокруг неё хоровод.

Ученики
“Веночек тонко из шёлка сплетён,
но будет ли рыцарю он присуждён?”

ТРЕТЬЯ СЦЕНА

Сцена приведена теперь в следующий вид. – Справа расставлены скамьи с мягкими сиденьями; скамьи эти идут небольшим полукругом к середине сцены, где помещено воздвигнутое учениками сооружение, называемое “меткой”. С левой стороны, против скамей, возвышается, подобно кафедре, “стул певцов”. На заднем плане, вдоль небольшого занавеса, стоит длинная низкая скамья для учеников.
Вальтер, раздосадованный насмешками учеников, присел на переднюю скамью.
Погнер и Бекмессер выходят, разговаривая, из ризницы. Мало по малу собираются и остальные мастера.
Как только ученики увидели входящих мастеров, они в испуге разбегаются, удаляясь в глубину сцены и почтительно ожидая у своей скамьи. Только Давид вначале становится у входа в ризницу.

Погнер (Бекмессеру)
Поверьте, что моё решенье
благоприятно вам самим:
на этом состязаньи славном
кто может быть опасен вам?

Бекмессер
Но всё же главный пункт остался, –
а мне, клянусь, неясен он:
раз выбор Евхен так свободен, –
причём тут мастерство моё?

Погнер
Сомнений нет, – всего важнее
для вас быть должен этот пункт!
Сперва плените сердце Евы,
а там уж сватайте её...

Бекмессер
Ну, да! Всё так!
И я прошу вас мне тут помочь... Скажите ей,
что кроток я и благонравен,
и что Бекмессер дорог вам...

Погнер
Скажу, скажу...

Бекмессер
(в сторону)
Как он упрям! Что тут придумать, как тут быть?..

Вальтер видит Погнера, встаёт, подходит к нему и кланяется.

Вальтер
Привет вам, мастер!

Погнер
Как, мой рыцарь? Я в школе нашей вижу вас?

(Они обмениваются приветствиями.)

Бекмессер
(по прежнему в сторону, про себя)
У женщин своё: им блестки дрянные
много дороже всяких стихов!
(Нахмуренный, он ходит взад и вперёд в глубине сцены.)

Вальтер
(Погнеру)
Я не без цели сюда пришёл...
Признаюсь вам, что в Нюрнберг могла
привлечь меня лишь к пенью страсть моя.
Мне не пришлось вчера сказать вам,
но вот теперь при всех откроюсь:
я мастером-певцом хотел бы стать!
В цех ваш прошу меня принять!

Входят Кунц Фогельгезанг и Конрад Нахтигаль.

Погнер
(радостно обращаясь к ним)
Кунц Фогельгезанг! Друг Нахтигаль!
Рад сообщить я новость вам!
Вот дворянин, знакомый мой, –
он вступить желает в цех певцов!

Представления и приветствия; входят другие мастера.

Бекмессер
(снова выступая на авансцену, про себя)
Моих уговоров не хочет он слушать...
Прельстить надо пеньем сердце девицы:
в ночной тиши я с глазу на глаз узнаю,
мила ли ей песня моя...
(Оглянувшись и увидя Вальтера)
А это кто?

Погнер
(очень тепло Вальтеру, продолжая разговор)
Верьте, я рад! Былые дни воскресли вновь...

Бекмессер
(по прежнему в сторону)
Подозрительно!..

Погнер
(продолжая)
Охотно всё исполню я, по мере сил...

Бекмессер
(также)
Зачем он здесь? Что за наглый взгляд!

Погнер (также)
Я вам помог вашу землю продать,
и теперь принять вас готов в наш цех.

Бекмессер (также)
Ой, ой, Сикстус! Следи за ним!

Вальтер
(Погнеру)
Сердечно, мастер, я вам благодарен!
Могу ли спросить вас: быть может, сегодня ж
мне здесь позволят спеть, чтоб званье мастера добыть?

Бекмессер
(про себя)
Ого! Как раз! Видно губа не дура!

Погнер
Мой рыцарь, мы держимся устава.
Но нынче экзамен; я им скажу,
и верно они не откажут мне.

Все мастера собрались; последним приходит Ганс Закс.

Закс
Друзьям привет мой!

Фогельгезанг
Все ли явились?

Бекмессер
Ведь Закс уж пришёл!

Нахтигаль
Читайте список!

Фриц Котнер достаёт список и становится в стороне.

Котнер
(громко)
Мы собрались здесь для пробного пенья
и цехового обсужденья.
Чтоб точно знать, пора ль начать,
прочту я список с именами. –
Фриц Котнер – здесь: стою пред вами. –
Здесь ли вы, Фейт Погнер?

Погнер
Здесь сидим!
(Он садится)

Котнер
Кунц Фогельгезанг?

Фогельгезанг
Вместе с ним!
(Садится)

Котнер
Герман Ортель?

Ортель
Здесь, господа!
(Садится)

Котнер
Валтасар Цорн?

Цорн
С вами всегда!
(Садится)

Котнер
Конрад Нахтигаль?

Нахтигаль
Там, где поют!
(Садится)

Котнер
Августин Мозер?

Мозер
Конечно тут!
(Садится)

Котнер
Никлаус Фогель? – Нет?

Один из учеников
(быстро поднимаясь со скамьи)
Болен он!

Котнер
Пошли Бог здоровья!

Все мастера
Аминь!

Ученик
Всем поклон!
(Он снова садится)

Котнер
Ганс Закс?
Давид
(непрошенно вставая и указывая на Закса)
Он прибыл!

Закс
(грозя ему)
Вот страшный зуд! Прошу прощенья! –
Закс тоже тут!
(Садится)

Котнер
Сикстус Бекмессер?

Бекмессер
К Заксу прирос, –
чтоб вместе с ним он “цвёл и рос”!*
(Он садится рядом с Заксом; тот смеётся.)

Котнер
Ульрих Эйслингер?

Эйслингер
Здесь!
(Садится)

Котнер
Ганс Фольц?

Фольц
И я!
(Садится)

Котнер
Ганс Шварц?

Шварц
Конец, друзья!
(Садится)

Котнер
Достаточно вполне число! –
Угодно ль метчика вновь избрать?

Фогельгезанг
Под праздник – зачем?

Бекмессер
(Котнеру)
Спешите вы?
Я рад мой пост вам уступить!

Погнер
Друзья, оставим пустой вопрос!
Доклад серьёзный я сделать хочу.

Все мастера встают, кивают Котнеру и снова садятся.

Котнер
Собранье просит вас!

Погнер
Внимайте же речи моей!
Отрадный день – Иванов день –
мы все справляем завтра.
В привольных плясках и пирах,
простор полей и мёд цветов
вдыхая полной грудью,
забыв тревоги жизни, –
веселья ищет стар и млад.
И даже сами мастера,
покинув школу-церковь,
спешат гурьбой из душных стен
на луг зелёный отдохнуть,
чтоб в этот праздник светлый
народ непосвящённый
напевы их послушать мог.
Для состязаний в пеньи том
призы певцам мы ставим,
и всюду ценят высоко и песни, и награды.
Тут лепту всякий рад внести...
По воле Божьей я богат, и мне найти хотелось, –
чем я искусству мог бы помочь по мере сил...
И вот что я решил.
В немецких землях мне, увы! не раз пришлось заметить,
что все привыкли звать купцов “скупыми торгашами”.
Дворяне и простой народ, – все мне с упрёком пели в лад,
что, дескать, бюргер всегда наживе только рад.
А что во всей стране родной лишь мы служим искусству, –
так это они забывают...
Но мы горды искусством своим, его мы беззаветно любим,
мы дышим им! Что нам ничего дороже нет,
о том пусть узнает ныне весь свет! –

Итак, вот дар какой принесён искусству мной:
Тому певцу, кто на суде пред всем народом
приз возьмёт в святой Иванов день,
кто бы ни был он, – тому я, здешний бюргер,
искусства друг, Фейт Погнер, –
со всем чем я владею сам, –
Еву, дитя моё, отдам!

Мастера
(поднимаясь с мест, очень оживлённо друг другу)
Вот это дар! Клянусь душой!
На что способен наш гражданин! –
Отныне славен на весь мир
почтенный бюргер Погнер Фейт!

Ученики
(весело вскакивая)
На весь мир – славен он, – Погнер Фейт!

Фогельгезанг
Тут всякий рад быть холостым!

Закс
Жену иной отдать бы рад!

Котнер
Эй, холостеж! Ваш час настал!
Мастера и ученики постепенно снова усаживаются.

Погнер
Прибавлю очень важный пункт.
Не мёртвый дар мной принесён,
и Еве мненье надо знать!
Учёный цех присудит приз, но самый брак в её руках;
рассудок нам велит невесте голос дать.

Бекмессер
(Котнеру)
Умно ли это?

Котнер
(громко)
Коль понял я, – девица будет выше нас?

Бекмессер
Опасный путь!

Котнер
Но если так, то будет ли свободен суд певцов?

Бекмессер
Дайте сердцем ей всё решить,
но исключите тогда мастерство!

Погнер
Не то! Зачем? Совсем не то!
Может дочь отклонить того, кто приз от вас получит,
но выбрать другого – не может:
он мастером пенья должен быть;
тот лишь жених, кто приз возьмёт!

Закс
(вставая)
Мой друг! Зашли вы слишком далеко!
Девичья грудь и школьный дух всегда ль горят одним огнём?
Ведь чувства жён, наивность их, лучше народ поймёт, чем мы!
Народу вы явить хотите, как мы искусство чтим;
и если угодно вам, чтоб Ева с решеньем суда сошлась, –
тогда пусть судит сам народ: в приговоре с нею он совпадёт!

Мастера
(беспокойно друг другу)
Ого! Народ? Ах, вот хорошо!
Прощай тогда устав певцов!

Котнер
Ну, Закс! И впрямь тут разума нет!
Иль наш устав толпе отдать?!

Закс
Да нет же, нет! Прошу понять!
Клянусь, мне дорог наш устав!
И чтобы цех его сохранил,
потратил я сам не мало сил! –
Но раз в году, поверьте,
надо самим законам пробу дать:
не то в колее рутины вялой
устав от жизни может отстать!
Назад ли он ведёт, ведёт ли он вперёд, –
вам скажет тот,
кто духом, а не буквой живёт!

Ученики вскакивают с места и потирают от удовольствия руки.

Бекмессер
Ха! Как мальчуганы рады!

Закс
(горячо продолжая)
Отбросьте же все сомненья,
и летом, в святой Иванов день,
вместо того, чтоб звать народ, –
вы сами вниз к нему, друзья,
спускайтесь с облачных высот!
Вы ждёте славы от народа, –
отсюда вывод прям:
пускай народ сам объявит,
что он благодарен вам!
Чтоб он с искусством вместе цвёл и рос, –
вот дело в чём! Вот в чём вопрос!

Фогельгезанг
Кажись, он прав...

Котнер
По-моему, вздор.

Нахтигаль
Болтать с толпой – какой позор!

Котнер
Искусству низкий стыд грозит,
коль за толпой оно бежит!

Бекмессер
Недаром Закс так дерзко-смел:
в уличных песнях собаку он съел!

Погнер
Друг Закс, довольно новизны:
двух зайцев сразу не поймать! –
(Мастерам)
Скажите ж, вам угоден мой дар,
с тем условьем, что поставил я?

Мастера встают с мест в утвердительном смысле.
Закс
Голос Евы должен всё решить.

Бекмессер (про себя)
Башмачник злит меня всегда!

Котнер
Кого ж записать из вас?
Тут надо быть холостым!

Бекмессер
А вдовому можно? Что скажет Закс?

Закс
О, нет, дружище! Куда юней, чем я да вы,
должен быть жених,
чтоб приз из ручек Евхен взять!

Бекмессер
И я уж стар? – (Грубый мужик!)

Котнер
Кто кандидатом желает быть?
Найдётся ли здесь, средь нас, кандидат?

Погнер
Вернуться к порядку дня прошу!
Чтоб долг исполнить мой,
позвольте вам теперь
молодого друга представить:
он в цех вступить желает
и званье мастера добыть. –
Мой рыцарь Штольцинг, просим вас!

Вальтер выступает вперёд и кланяется.

Бекмессер
(в сторону)
Я так и знал! Хитёр же ты, Фейт!
(Громко)
Кажется мне, что времени нет...

Мастера (между собой)
Не ожидал! – Ведь рыцарь он? –
Зачем он к нам? – Нет ли тут чего?.. –
Но для нас очень важно то,
что мастер Погнер за него.

Котнер
Чтоб в цех певцов рыцарь мог вступить,
он должен сперва допрошен быть!
Погнер
Скажу ещё: мы с ним друзья,
но наш устав я не хочу нарушать.
Ставьте вопросы.

Котнер
Так пусть нам ответит рыцарь:
он в законном ли браке родился?

Погнер
Такой вопрос излишен;
порукой я пред вами в том,
что благородной крови он;
фон Штольцинг Вальтер, франконский рыцарь,
по древним актам известен мне.
Последний отпрыск рода,
он покинул ныне замок свой
и прибыл в Нюренберг,
чтоб нашим бюргером стать.

Бекмессер (соседу)
Плевел дворянский – не к добру...

Нахтигаль (громко)
Друг Фейт сказал, – довольно с нас.

Закс
Давно мастера порешили так:
мужик и барин у нас равны;
здесь лишь искусство держит речь
и званье мастера даёт.

Котнер
(Вальтеру)
Отвечайте же нам: кто вас искусству учил?

Вальтер
Когда дремал под снегом лес
и мирно мой очаг пылал,
я вспоминал весны улыбки,
о ней читая в книге старой.
В наследство мне оставил дед
ту книгу дивных песен:
сам Вальтер фон-дер-Фогельвейд
был первый мой учитель...

Закс
Хороший мастер!

Бекмессер
Но помер давно;
как мог он нашим законам учить?

Котнер
Но в какой же школе пенья
вы курс прошли досконально?

Вальтер
Вот таял снег, ручьи текли
и расцветала вновь земля...
И всё, что долгой зимней ночью
стихи поэта мне шептали, –
теперь мне пел зелёный лес
так звучно и так внятно!
Вот там в лесу, слыша птичек хор,
искусство петь постиг я!

Бекмессер
Ого!
Чижи и синицы вас обучали пенью?
Особая школа певцов!

Фогельгезанг
Ему тут кое-что удалось...

Бекмессер
Ещё бы, мастер Фогельгезанг:
птичьи напевы по сердцу вам!

Котнер
(обращаясь к мастерам)
Быть может, надо бросить допрос?
Кажись, новичок не туда попал?

Закс
А это мы увидим:
коль он не чужд искусству
и явит здесь его, –
до школы нам дела нет!

Котнер
(Вальтеру)
Можете ль вы, удастся ли вам
исполнить песню мастера
в своих стихах и звуках
сейчас же здесь перед нами?

Вальтер
И зимних снов, и вешних грёз,
стихов и леса чары,
дары поэзии вечно живой
и тихий шум дубравы;
шаги коня, оружья звон,
весёлый пир и хоровод, –
всё мне запало в сердце...
И если пеньем рай земной
добыть мне суждено здесь, –
в стихах свободных мой восторг
я рад излить пред вами,
и суд ваш строгий, может быть,
поймёт души волненья!..

Бекмессер
Кто понял этих слов набор?

Фогельгезанг
Ну, что ж, – он смел!

Нахтигаль
Вот странный случай!..

Котнер
Так к делу! Мы решим,
кто должен метчиком быть. –
(Вальтеру)
Вы избрали священный текст?

Вальтер
Любви моей священный стяг
я развею, и спою!

Котнер
А, значит светский.
Так что вам, мастер Бекмессер, в метку сесть!

Бекмессер
(вставая и как бы против желания направляясь к метке)
Тяжёлый долг, – совсем беда!
С мелком предстоит мне много возни...

(Он кланяется Вальтеру)
Привет вам шлёт
Сикстус Бекмессер, критик ваш.
Он будет здесь,
в глубокой тиши, творить свой суд.
Семь ошибок он вам простит,
но мелом отметит их там;
если знаков будет больше семи,
то ваш труд пропадёт совсем.
(Он садится в метку.)
Он слышит всё; но чтобы дух ваш не смущать
видом своим и дать вам покой, –
он скрылся с ваших глаз!

(Он высовывает голову из передней занавески, которую перед тем задёрнул за собой, и насмешливо-дружески кивает Вальтеру)
Храни Бог милосердный вас!

(Он скрывается совершенно.)

Котнер
(делая знак ученикам и обращаясь к Вальтеру)
Чтоб в пеньи твёрдо нить держать,
законы наши надо вам знать!
Ученики, сняв со стены доску “Leges Tabulaturae”, держат её перед Котнером; тот читает.

Котнер
“Того лишь мастером должно звать,
кто правильно может песнь создать
из разных баров симметричных,
законных и обычных.
В каждом баре слиты два куплета, –
в них одна должна быть мелодия спета;
в куплете надо стихи вязать
и рифмой каждый стих кончать.
Куплетам вслед припев идёт
и рифмуется в свой черёд;
мелодия здесь уже не та,
что в двух куплетах была взята.
Из этих баров песнь слагают,
что песнью мастера считают;
кто вновь эту песнь споёт
и лишь четыре слога возьмёт –
не больше – из чужих стихов,
тот будет принят в цех мастеров”. –
(Он отдаёт доску ученикам;
те снова вешают её на стену.)

Теперь садитесь на стул певцов!

Вальтер
(с лёгкой дрожью)
Здесь... мне сидеть?

Котнер
Обычай наш!

Вальтер подымается на возвышение и с неудовольствием садится на стул.

Вальтер
(в сторону)
Готов, голубка, для тебя!

Котнер
(очень громко)
Певец сидит!

Бекмессер
(невидимый в метке, очень резко)
“Начинай!”

Вальтер
(собравшись с духом)
“Начинай! – в лесной тиши прозвучал
Весны призывный клич...
И словно волн далёких
раздался вдруг прибой:
на зов Весны несётся
могучих звуков рой.
Всё ближе он, –
со всех сторон
летит весёлый, привольный!
Весь лес дрожит,
весь лес поёт, –
зелёный шум
звенит, растёт,
гудит, как звон колокольный!
Так лес
воскрес,
Весною пробужденный,
и, светом упоенный,
он запел
весёлый гимн Весне!”
Из метки доносятся невольные вздохи метчика и сильные удары мелом по доске. Звуки эти, услышанные и Вальтером, на несколько мгновений прерывают его. Затем он продолжает.

Вальтер
“В терновый куст колючий,
от зависти бледна,
скорей Зима укрылась,
и злится там она:
сухой листвой шуршит,
Весне во тьме внимает
и вольным песням леса
погибель замышляет...
(Он вскакивает со стула.)
Но “мы начнём”! – в груди моей прозвучал
любви неизведанной зов...
И что-то вдруг проснулось
в моей душе молодой,
и сердце трепетом странным
прервало её покой...
И кровь кипит,
и грудь горит
от сладких слёз и томлений!..
Как этот зов
могуч и нов!
Он мне принёс
блаженство грёз,
восторг златых сновидений!
В тот миг
постиг
мой дух Любви призванье,
и в бурном ликованьи
он запел
великий гимн Любви”!..

Бекмессер
(становившийся всё беспокойнее, отдёргивает занавеску)
Нельзя ли кончить!

Вальтер
Что надо вам?

Бекмессер
(показывая доску, сплошь покрытую меловыми чертами)
Я с доскою уж покончил всё!
Смех среди мастеров.

Вальтер
Простите...
В честь прекрасных жён теперь куплет я буду петь...

Бекмессер
(выходя из метки)
Где вам угодно, но только не здесь! –
Прошу, господа, на доску взглянуть:
таких вещей я не припомню!
Ну, право, – я не верю сам!
Между мастерами поднимается смятение.

Вальтер
Зачем же он мне мешает петь?
Ужель никто не хочет слушать?..

Погнер (Бекмессеру)
Мой друг, два слова: вас душит гнев...

Бекмессер
Пусть метит отныне здесь другой!
Но что в певцы негоден рыцарь ваш, –
мне долг велит вам доказать сперва!
Хоть это будет тяжкий труд:
где начать мне? Ведь здесь начала нет!
Что ложны тут и связь, и размер, –
ясно, должно быть, всем:
длинно, коротко, не найти конца...
Ужели всерьёз – это бар?!
Но план нелепый – хуже всего!
Не может смысл бессмысленней быть!

Многие мастера
Понять нельзя! – Тут нет конца! –
Конца найти я тоже не мог!

Бекмессер
Затем, – напев! Совсем чепуха!
Тут “приключенья”, тут “шпорника” тон,
тон “елей” и “гордый” тон!

Котнер
Да, смысла тут я не нашёл!

Бекмессер
Кадансов нет, колоратуры нет, –
самих мелодий пропал даже след!

Многие мастера
(между собой)
Нельзя же так петь! –
Он прямо пугал! –
Конечно, пугал! –
Он терзал нам уши! –
Без всякого толка!

Котнер
И соскочил он даже со стула!

Бекмессер
Угодно ли все ошибки проверить?
Или ясно и так, что он провалился?

Закс
(с самого начала слушавший Вальтера
с возрастающим вниманием,
теперь выступает вперёд)

Нет, критик! Зачем спешить?
Не всякий мыслит так, как вы!
В его стихах и пеньи,
столь новых нам, мы толк найдём;
он бросил путь обычный,
но твёрдо шёл своим путём.
Тут наш устав негоден,
и если мерить надо вам, –
ищите новых правил:
путь новый их укажет сам!

Бекмессер
Ага, вот как! Легко понять!
Ослам лазейку Закс открыл:
творите, мол, что хотите,
и в ус себе не дуйте! –
Нет, этак пойте черни на рынках, –
здесь, слава Богу, у нас законы!

Закс
Помилуй Бог, как много рвенья!
Как горячитесь вы!
Но метчик должен слушать больше,
чтобы судить верней!
Итак, пусть рыцарь нам поёт:
до конца прослушать всё мы должны!

Бекмессер
Цех мастеров и наш устав –
это для Закса круглый ноль!

Закс
Избави Бог, чтоб мысль моя
вразрез с законами дерзко шла!
В уставе мы читаем:
“Сам метчик так обставлен будь,
чтоб ни враждой, ни дружбой
решенья он не мог погнуть”. –
Коль женихом наш метчик ходит,
как может он судить спокойно?
Пред ним соперник тут сидит, –
и вот судья его бранит!

Вальтер вспыхивает.

Нахтигаль
Куда метнул!

Котнер
Прямой намёк!

Погнер
Зачем раздоры! Бросим их!
Бекмессер
Нет, какое же дело Заксу,
как я и “кем” я хожу?
Пусть он лучше о том помышляет,
чтоб был мне впору башмак!
С тех пор как Закс наш – великий поэт,
совсем беда с башмаками мне:
и трёт, и жмёт, и рвётся везде!
Песенки все его я подарю ему, –
рассказы, пьесы, ттмы стихов, –
но завтра жду новых его башмаков!

Закс
(почёсывая за ухом)
Чуть было не забыл... Но вот беда-то в чём:
ведь я пишу невеждам даже стишки на башмаках;
а вы, наш писарь преученый, остались без стишка!
Достоин вас он должен быть;
такого стишка я, бедный рифмач, –
право не мог найти...
Но мне кой-что для вас
рыцаря песня может дать, –
и я бы просил вас не мешать...

Бекмессер
Не надо, конец!

Мастера
Конец! Конец!
Довольно с нас!

Вальтер в горделивом возбуждении отчаяния, стоя во весь рост на возвышении, смотрит вниз на мятущихся мастеров.

Закс
(Вальтеру)
Нет, пойте критику назло!
В то время как Вальтер начинает петь, Бекмессер достаёт из метки доску и всё время показывает её, в доказательство своих слов, мастерам, бегая от одного к другому; наконец он старается сгруппировать их в кружок, продолжая показывать доску.

Бекмессер
Нам нечего больше слушать!
Нельзя же нас дурачить!
Все ошибки до одной, –
все стоят на доске моей!
Связи нет! Слова не певучи!!
“Грех” есть тут, “приклейка” там!
Aequivoca! Рифма не на месте!
И вкривь, и вкось идёт весь бар!
“Заплатка” здесь вот, между строфами!
План нелепый виден во всём!
Нет ясных слов, – все “разлад”, “причуды”!
Вот “передышка”, а вот “набег”!
Понять мелодию здесь нельзя!
Из всех тонов невозможный сплав!
Если число не страшно вам,
вместе будем черты считать!
Восьмой черты нельзя уж простить,
но таких рыцарь первый достиг!
Полсотни с лишком, – так, на глаз!
Что ж, ужель достоин званья он?!

Мастера (друг другу)
Ну да, он прав! Я вижу сам:
в искусстве рыцарь плох совсем!
Пусть Закс за него стоит горой, –
так в нашей школе петь нельзя!
Нового члена в своё же дело
всяк волен сам свободно избрать!
Коль первый встречный будет нашим,
кто станет ценить мастеров? –
Ха! Из кожи лезет певец!
А Заксу нравится он! Ха, ха, ха! –
Досада берёт! Кончить пора!
Прекратить! Руку подняв, порешим скорей!

Погнер (про себя)
Ну да, увы! я вижу сам:
мой бедный рыцарь сплоховал!
Я пред большинством склонюсь,
но много ждёт меня забот...
Как жаль, что он не будет принят!
Конечно, он – достойный зять!
А победителя, пожалуй,
отвергнет вовсе дочь моя!
Признаться, я боюсь, –
как Ева решит вопрос!..

Вальтер
“Из тьмы кустов терновых,
взметая пыльный сор,
сова кричит и будит
товарок хриплый хор.
Ей в лад спешит кричать
и вся ночная рать
ворон завистливых, злобных,
и галок, им подобных! –
Вдруг орёл,
минуя вражий стан,
летит из горних стран...
Он перьями златыми
как жар во тьме горит;
парит он надо мною,
в отлёт меня манит...
И жаждет грудь
восторг вдохнуть,
презрев вражды уколы...
Из душных стен,
забыв свой плен,
улетаю я
в родные края, –
в свои леса и долы,
где пенью птичек я внимал,
где мастер Вальтер мне предстал!
И там запел я вновь
прекрасных жён любовь!
Гимн звучит, –
пусть он ворон учёных злит:
горда любовь моя! –
Навек прощайте, друзья!”

С гордым, презрительным жестом он покидает возвышение и быстрыми шагами уходит. – Ученики давно уже, весело потирая руки, вскочили со своей скамьи. Под конец они снова берутся за руки и пляшут хоровод вокруг метки.

Закс
(с восхищением глядя на Вальтера и прислушиваясь к его пению)
Ха! Как он горд! Огнём горит! –
Да тише вы, господа! Слушать я вас молю!
Как яростно метчик кричит!
Другим послушать нельзя ли дать? –
Куда! Все просьбы тщетны!
Еле слышишь и сам себя!
Певцу – никакого вниманья!
Но дальше смело он поёт!
Знать, сердце не спит в груди...
Вот истинный певец!
Ганс Закс – башмачник и рифмач,
а он – герой и поэт притом!

Ученики
“Дай Бог вам петь счастливо!
Добудьте веночек на диво!
Веночек тонко из шёлка сплетён,
но будет ли рыцарю он присуждён?”

Бекмессер
Так как же все решат?

Большинство мастеров
(поднимая руку)
Негоден и не взят!

В большом возбуждении все расходятся. Ученики, завладевшие меткой и скамьями мастеров, подымают весёлую возню, вследствие чего среди мастеров, направляющихся к выходу, возникает толкотня и давка.

Закс некоторое время остаётся один на переднем плане; он всё ещё задумчиво смотрит на опустевший стул певцов. Когда же ученики хватают и этот стул, Закс отворачивается с шутливо-недовольным жестом, и занавес падает.

ВТОРОЕ ДЕЙСТВИЕ

Авансцену образует продольный разрез улицы; посредине её пересекает кривой переулок, круто заворачивающий в глубине. Таким образом на переднем плане – два угловых дома: направо от зрителей – более богатый дом Погнера, налево – более скромный дом Закса. К дверям дома Погнера с улицы ведёт лестница из нескольких ступенек; самые двери углублены, в нишах каменные сиденья. Близь этого дома, сбоку, – маленькая площадка, ограниченная толстостволой липой; под деревом – каменная скамья, обрамлённая зелёным кустарником. Вход в дом Закса – тоже с улицы: дверь в виде ставен, разделённых вдоль и поперёк, ведёт прямо в башмачную мастерскую; у самой двери растёт сирень, ветки которой нависли над входом. Два окна этого дома выходят в переулок, первое – из мастерской, второе – из примыкающей к ней комнаты. – (Все дома, в том числе и стоящие в переулке, должны иметь открывающиеся окна и двери.)
Ясный летний вечер. В течение первых явлений мало по малу наступает ночь.
Давид в переулке запирает оконные ставни в доме Закса. Прочие ученики заняты тем же у других домов.

Ученики
(напевая за работой)
“Иванов день! Венок готов!
Как можно больше лент и цветов!

Давид
(тихо напевая про себя)
“Веночек тонко из шёлка сплетён”...
Скоро ли будет он мне присуждён?
Магдалена с корзиной в руке выходит из дома Погнера и старается незаметно подозвать к себе Давида.

Магдалена
Пст! милый!

Давид
(быстро оглядываясь в переулок)
Снова зовёте? Я сказал, –
глупы ваши песни!
(Он с недовольным видом отворачивается.)

Ученики
(насмешливо)
Милый Давид! Гордый певец!
Эй, оглянись же наконец!
Иванов день любовь послал,
а он Магдалены своей не узнал!

Магдалена
Слушай! Я здесь! Ну, оглянись!

Давид
Ах, Магдалена, это вы!

Магдалена
(указывая на свою корзину)
Тебе кой-что я припасла:
взгляни сюда, дружочек мой! –
Но лишь скажи, что сделал наш рыцарь?
Помог твой урок? Заслужил он венок?

Давид
Милая Лена, – ой нет, плохо!
Он провалился, позорно спел!

Магдалена
(испуганно)
Позорно?! Ты врёшь!

Давид
А не всё ли равно?

Магдалена
(стремительно отдёргивая корзину, к которой Давид уже протянул было руку)
Прочь от корзины! И не нюхай! –
Мой Бог! Провалился жених!
С жестами безутешного горя Магдалена возвращается в дом. Давид с озадаченным видом смотрит ей вслед. – Ученики, незаметно подкравшиеся и подслушивавшие разговор, теперь представляются Давиду как бы с поздравлениями.

Ученики
“Ах он в любви счастливей всех!
Давид героем стал!
Да, нас убил его успех:
он весь огнём пылал,
влюблён в свою ундину, –
а та убрала и корзину!”

Давид
(вспылив)
Бездельники, прочь! не смейте орать!

Ученики
(хороводя вокруг Давида)
“Иванов день волнует кровь, –
всех дразнит в этот день любовь!
И стар, и млад её зовёт, –
все ищут справа и слева:
старик к девице юной льнёт,
а к юноше – старая дева!
Юххей! Юххей! Иванов день!”
Давид готов бешено кинуться на них. В этот момент Закс, появляясь из переулка, становится между ними. Ученики быстро расступаются.

Закс
(Давиду)
Что тут? В драку ты лезешь опять?

Давид
Не я! Песни поют они!
Закс
Не беда; пой сам лучше их. –
Войдём. Запри, свет мне зажги!
Ученики расходятся в разные стороны.

Давид
А петь мы будем?
Закс
Нет, ступай;
ты был нынче что-то очень дерзок! –
Мне приготовь колодки с новой парой!
Они оба входят в мастерскую и затем уходят во внутреннюю дверь.
Погнер и Ева, возвращаясь с прогулки, показываются в глубине; дочь слегка опирается на руку отца. Оба молчат, погружённые в свои мысли.
Погнер
(ещё в переулке, заглядывая в мастерскую Закса через скважину оконного ставня)
Взгляну, не дома ль мастер Закс...
Мне надо с ним поговорить...
Давид с зажжённой лампой в руке выходит из задней комнаты в мастерскую, садится за рабочий стол у окна и принимается за работу.
Ева
(заглядывая)
Он у себя: я вижу свет...

Погнер
Ну, что ж... Войти мне, или нет? –
(Он отворачивается.)
Кто новый шаг задумал, тому слова не нужны...
(После некоторого размышления)
Не он ли хотел меня удержать?
Но путь обычный я бросил, –
его советы помня...
Ужель мой дар – тщеславью дань? –
(Он обращается к Еве.)
Дитя моё, ты всё молчишь?

Ева
Дитя должно вопроса ждать...

Погнер
Умно! Люблю! –
Вот на скамье немножко
посиди со мной...
(Он садится на каменную скамью под липой.)

Ева
Но скоро ночь...
Теперь свежо...
(Она неохотно и тоскливо садится рядом с Погнером.)
Погнер
О, нет! Тепло и славно!
Так вечер тих и кроток!
Предвестник он златого дня,
что завтра озарит нас...
Скажи мне, сознаёшь ли ты,
какое счастье ждёт тебя, –
когда весь город Нюренберг,
народ, союзы граждан,
и цех певцов, и магистрат
предстанут пред тобой,
и ты вручишь бесценный приз
тому из мастеров,
кого в мужья возмёшь?
Ева
Отец мой, он... должен быть певцом?

Погнер
Певцом, увенчанным тобой!
Магдалена появляется в дверях и делает знаки Еве.
Ева
(рассеянно)
Я поняла... Но в дом войдём, –
(громко Магдалене)
Лена, сейчас! – ведь ужин ждёт...
(Она свтаёт.)

Погнер
(сердито поднимаясь)
Иль гости у нас?

Ева
(как прежде)
Может, рыцарь?..

Погнер
(удивлённый)
Ужель?

Ева
Звал ты его?

Погнер
(наполовину про себя, задумчиво и рассеянно)
Зачем? Бог с ним! –
(Спохватившись)
Не то! – А что? –
(Ударяя себя по лбу)
Э! Как я глуп!

Ева
Ну, папочка милый, надо идти!

Погнер
(идя домой первым)
Гм! – Что в голову мне пришло...
(Он уходит.)
Магдалена
(тихонько Еве)
Что он сказал?

Ева
Молчал, увы!

Магдалена
Сорвался, слышно, рыцарь-то наш!

Ева
(в испуге)
Мой рыцарь? – Творец, погибла я! –
Ах, Лена, тоска! – Где бы узнать всё?

Магдалена
Знать должен Закс...

Ева
(радостно)
Ах, мой добрый Закс!
К нему я зайду!..

Магдалена
Смотри, осторожно...
Отец заметит, что нет тебя!..
(Подымаясь по лестнице позади Евы)
Подождём! Сначала тебе я открою,
что некто украдкой поручил мне...

Ева
(оборачиваясь к ней)
Кто же? Мой рыцарь?

Магдалена
Нет же, нет! Бекмессер!

Ева
Должно быть, одолжил!
Ева уходит в дом; Магдалена следует за нею. – Закс, одетый в лёгкое домашнее платье, возвращается в мастерскую. Он обращается к Давиду, который всё время сидел за рабочим столом.

Закс
Подай! – Ну, ладно. –
Там, у дверей, мне поставь скамейку и стол. –
Ложись в постель; вставай чуть свет;
проспи всю дурь-то, будь завтра умён!

Давид
Вы за работу?

Закс
Лишний вопрос!

Давид
(устанавливая стол и скамью, про себя)
Что с Леной стало? – Не понять...
А он почему не будет спать?

Закс
Что ещё?

Давид
Покойной ночи!

Закс
Прощай.
Давид удаляется в комнату, окно которой выходит в переулок. – Закс раскладывает перед собой работу и садится у дверей на скамейку; но работу он сейчас же оставляет и откидывается назад, опираясь рукой на закрытую нижнюю половинку двери.

Закс
Сирень моя в истоме
немой вопрос таит...
Чаруя ароматом,
мне мечтать и петь велит...
К чему тебе мой стих плохой?
Ведь я бедняк, – работник простой!
Пусть этот труд мне наскучил, –
мой друг, дай мне покой:
уж лучше натягивать кожу,
простившись с далёкой мечтой!..
(Он быстро и шумно принимается за работу; однако вскоре опять оставляет её, снова откидывается назад и задумывается.)
И всё ж – нейдёт на лад:
в ушах те звуки стоят...
Схватить их трудно, –
им можно лишь верить,
и даже схватив, – нельзя измерить!
И как бы я измерил привольной песни полёт?
Устав наш сюда не подходит, –
но кто тут ошибку найдёт?
Напев был стар и вечно нов, –
как пенье птиц и рост цветов...
Если кто, той песней пленён,
вздумает вторить ей, –
он будет только смешон!..
Чары весны, томленье, сны, –
вот чем полна эта грудь!
Нашёл он новый путь, –
свободный путь поэта:
я сразу понял это...
Да, крылья птички той растут
чудесно и широко!
То, что других страшит,
запало в сердце мне глубоко...
Со спокойной ясностью духа Закс принимается за работу. – Ева вышла на улицу; боязливо оглядываясь, она приблизилась к мастерской и теперь стоит у дверей Закса, незамеченная им.
Ева
Прилежный мастер, добрый вечер!

Закс
(приподнимаясь в приятном удивлении)
Дитя! Дружок мой! Поздно так? –
Ну, да: твои башмачки-обновки тебя теснят?

Ева
Совсем не то! Я их не примеряла ещё;
они прекрасны, нарядны так,
что я не решаюсь пока их надеть.
(Она садится на скамейку рядом с Заксом.)

Закс
Невесте нужен завтра наряд.

Ева
А где же и кто жених?

Закс
Если б знать!

Ева
Кто вам про свадьбу сказал?

Закс
Ну, вот! Все говорят...

Ева
Да! Все говорят, –
значит, Закс мой уверен в том! –
Он мог бы... больше знать...

Закс
Что ж надо знать мне?

Ева
Вот славно! Я же должна ответить!
Иль дурочка я?
Закс
Нельзя сказать!

Ева
Иль Закс так хитёр?

Закс
Не знаю сам!

Ева
“Не знаю”, “не помню”! – Ах, мой Закс!
Теперь отличу я воск от смолы!
Острей вы казались мне прежде...

Закс
Дитя! И воск, и смола – друзья мои:
вчера мне мягкий воск был нужен,
когда я шил твой нежный башмачок;
а нынче я шью толстейшей дратвой, –
такому парню нужна смола!

Ева
Кто же такой? Есть в нём толк?
Закс
Ещё бы! Он мастер гордый и жених!
Один победить он хочет завтра:
ведь Бекмессер это, писарь наш!

Ева
Так надо больше взять смолы:
приклейся он к ней, Бог с ним совсем!

Закс
В своей победе он уверен.

Ева
Но почему?

Закс
Да холост он, – с
редь нас немного холостых!

Ева
Быть может, с ним вдовец поспорит?..

Закс
Дитя, вдовец уж стар для тебя...

Ева
Ну, вот! Он стар! –
Не в том вопрос! Кто мастер петь, –
тот мой жених!

Закс
Плутовка, не морочь меня!

Ева
Нет, – вы сами хитрите со мною!
Ко мне ведь... изменились вы...
Как знать, кто теперь живёт в вашем сердце!
А прежде сама я там жила...

Закс
Тебя на руках я носил, дитя!

Ева
Ну да, – детей не имели вы...
Закс
Жену и деток я прежде имел...

Ева
Вдовцом стали вы, а я росла...

Закс
Росла, цвела!

Ева
Мечтала я... как дочь и...
жена в ваш дом войти...

Закс
И дочь, и жена в одном лице? –
Твоя идея мне мила! Да, да!
Совсем недурен твой план!

Ева
Ах, вам угодно меня дразнить?
Ужели вы сами того хотите,
чтоб писарь противный вдруг
у вас из под самого носа взял меня?

Закс
Коль приз возьмёт он, как спорить с ним? –
Спроси отца, он даст совет...
Ева
Мастер, да где ж голова у вас?!
Значит, он не дал, если я здесь!..

Закс
(сухо)
Ах, да! И то! В голове туман...
Ведь нынче день забот и смут,
так вот теперь я спутал всё...

Ева
(придвигаясь ближе к Заксу)
Вы были в школе? Там кто-то пел?

Закс
Ну, да! Много шума было у нас...

Ева
Ах, Закс! Вот так бы вы и сказали!
Я бы не стала даром вас мучить! –
А кто сегодня пробовал петь?
Закс
Там рыцарь пел, – чудак такой...
Ева
(в таинственном тоне)
Он рыцарь? Вот как! – И принят он был?

Закс
Ну, нет, дитя! Поднялся крик...

Ева
И что ж затем? Как было всё?
Что заботит вас, то близко и мне!..
Неудачно спел он? Не принят к вам?

Закс
Без пощады был срезан лихой певец!

Магдалена
(выходит из дома и тихонько зовёт)
Пст, Евхен! Пст!

Ева
(возбуждённо Заксу)
Без пощады? Как?! –
Ужель совсем надежды нет?
Ужели он так плохо пел,
что мастером вовсе не может стать?

Закс
Дитя, он должен бросить надежду, –
ему в мастера нельзя попасть.
Ведь истый мастер, природный, –
у нас, мастеров, на плохом счету!
Магдалена
(зовёт более внятно)
Отец зовёт!

Ева
(Заксу, всё настойчивее)
Скажите ещё, – ужели средь вас
он друзей не нашёл?!
Закс
Вот не хватало! Быть в дружбе с ним!
С ним, пред кем все наши – словно пигмеи! –
Нет, рыцарь-Гордость, убирайся!
Можешь драться где угодно!
А мы свой путь прошли с трудом, –
и дайте нам вздремнуть спокойно!
Здесь он пускай нас не тревожит
и счастья ищет в иных краях!

Ева
(поднимаясь с места в порыве гнева)
Да! Он найдёт! Он всё найдёт!
Но не у гадких, злых людишек,
а там, где огнём сердца согреты
на зло лукавым, глупым старцам! –
Да, Лена, да! Сейчас иду! –
И что я здесь искать пришла?!
Помилуй Бог, – одна смола!
Хоть сгорела бы, – дала бы тепла!
Сильно волнуясь, Ева переходит с Магдаленой улицу и в большом беспокойстве останавливается у дверей своего дома. Закс смотрит ей вслед, многозначительно кивая головой.

Закс
Я так и знал.
Теперь – за ум!
Во время последующего Закс притворяет и верхние половинки своей двери, – настолько, что она пропускает теперь лишь небольшую полоску света. Сам он становится таким образом почти совсем невидимым.

Магдалена
Мой Бог! Как долго ты не шла! Отец уж звал...

Ева
Скажи ему, что я лежу и сплю давно!..

Магдалена
Не то... Вот что... Ты не сердись!
Бекмессер просит, всё пристаёт,
чтоб ты в окне появилась ночью:
он что-то тебе споёт и сыграет, –
приятною песней сердечко твоё
тайком пленить надеется он...

Ева
Вот незадача! Этот ещё!

Магдалена
Там не был Давид?

Ева
Да что он мне?
(Она заглядывает в переулок.)

Магдалена
(про себя)
Должно быть, он... теперь горюет...

Ева
Нет никого?

Магдалена
(делая вид, что высматривает в темноте)
Там словно кто подходит...

Ева
Не он ли?

Магдалена
Нет! – Пойдём, наконец!

Ева
Сперва на него должна я взглянуть!
Магдалена
Привиделось мне, – никто нейдёт...
Пойдём, не то отец заметит всё!

Ева
Ах, я боюсь!

Магдалена
И надо решить нам,
что мы с Бекмессером будем делать.

Ева
В окне за меня стань ты!
(Она прислушивается.)

Магдалена
Как? Я? –
(А что-то мне скажет мой Давид?
Ведь спит он напротив... хи, хи! Ай, ай!)

Ева
Шаги я слышу...
Магдалена
Нам медлить нельзя!

Ева
Всё ближе!

Магдалена
Да нет, ошиблась ты!
Пойдём, пойдём, – пусть отец твой заснёт...

Голос Погнера
(за сценой)
Эй, Лена! Ева!

Магдалена
Совсем пора! Слышишь? Ну! –
А твой далеко...
Магдалена за руку тащит сопротивляющуюся Еву вверх по лестнице к двери. В это время в переулке появляется Вальтер и огибает угол. Ева видит его.

Ева
Да вот он!
(Она вырывается из рук Магдалены и бросается к Вальтеру.)

Магдалена
Поздравьте нас! Беда, беда!
(Она поспешно уходит в дом.)

Ева
(вне себя)
Да, это вы здесь! – Нет, это ты здесь!
Всё я знаю! Мы разделим горе и радость!
Ты получишь приз желанный!
О, герой мой, ты один мне друг!

Вальтер
(страстно)
Да, тебе я верный друг!
Но награды не видать мне, –
мастерами я осмеян и добился лишь презренья!
Мне, я знаю, нет надежды в жёны взять тебя!..

Ева
Я твоя, и мой венок вручу я лишь тебе!
Зажёг мне сердце твой огонь, –
ты будешь избран мной!

Вальтер
О, нет, увы! Рука твоя послушна воле сердца, –
но несвободен выбор твой,
и наш союз немыслим!
“Он мастером пенья должен быть;
тот лишь жених, кто приз возьмёт!”
Так твой отец при всех сказал,
и этих слов нельзя вернуть!
Мне чуждо было всё, но бодро я на суд предстал
и пел в огне любви, тая надежду на успех...
Но эти люди!.. (В бешенстве)Ах, эти люди!
Только рифмы и тона умеют клеить!
Вся желчь вскипает и стынет кровь,
лишь только вспомню, куда я попал!
Прочь! На свободу!
В доме родимом сам я себе господин!
Друг ненаглядный, следуй за мною!
Мы вдвоём убежим!
Здесь нет надежды, не найти исхода!
Здесь эти люди, как злые духи,
вертятся всюду, к жалости глухи...
Разные цехи, разные метки,
щели, засады, доски и клетки...
Галок докучных дерзкая стая
пищит и гнусавит, милой кивая...
И все-то голубку окружают,
хором невестой своей называют,
на стул нелепый высоко сажают,
страх твой и робость знать не желают!..
А я прогнать их разве не смею?! –
Сразу всех мечём рассею! –
В этот момент раздаётся громкий звук рога ночного сторожа. Вальтер резким жестом хватается за рукоять меча и устремляет дикий взор в пространство.

Вальтер
А!!..

Ева
(берёт его за руку, успокаивая)
Друг милый, гнев удержи:
там только наш сторож ночной...
Скройся скорее, спрячься под липой, –
здесь сторож должен пройти...

Магдалена
(в дверях, тихонько)
Евхен, пора! Торопись!

Вальтер
Спешишь?

Ева
(улыбаясь)
Да, будь готов...

Вальтер
Бежишь?

Ева
(с нежной решимостью)
От всех мастеров!
Ева исчезает с Магдаленою в дверях дома. – Ночной сторож тем временем появился в переулке; напевая, он подвигается вперёд, огибает угол дома Погнера и идёт дальше налево.

Ночной сторож
Так что ночь уж наступила
на башне десять било;
тушите, люди, огонь и свет,
храни Бог от всяких бед! –
Славен наш Господь!
Он трубит в свой рог и удаляется. – Закс за своей дверью прислушивается к разговору влюблённых; теперь он открывает её несколько больше, убавив огня в лампе.

Закс
Плохо дело, как погляжу:
тут похищенье на носу!
Нет, клянусь, – тому не быть!

Вальтер
(скрываясь за липой)
Вдруг не вернётся? О, тоска! –
(Ева в костюме Магдалены выходит из дома.)Н
о вот... она здесь! – Горе! Нет! Кормилица...
(Ева видит Вальтера и спешит к нему.)
Ах, это... ты!

Ева
Возьми меня, возьми же, всю!
(Она радостно бросается к нему на грудь.)

Вальтер
(восхищённый)
О, небо! Вижу я теперь,
что получил желанный приз!

Ева
Но только не медли...
Отсюда скорее и дальше убежим!

Вальтер
Через переулок, –
там слуг и коней найдём, у городских ворот...
Как только они собираются завернуть в переулок, Закс, поставивший перед своей лампой стеклянный шар, распахивает дверь настежь и пускает поперёк улицы резкую полосу света, так что Вальтер и Ева внезапно оказываются ярко освещёнными. – Вдали слышен рог ночного сторожа.

Ева
(поспешно увлекая Вальтера назад)
Беда! Башмачник! Увидит он!
Милый! Спрячься здесь от него!

Вальтер
Но может быть есть путь другой?

Ева
Улицей этой... Она кружит...
И там мы с тобой на сторожа можем наткнуться...
Вальтер
Итак, в переулок!

Ева
Башмачник пусть отойдёт сперва!..

Вальтер
Его уйти я заставлю!

Ева
Ах, берегись, – он враг твой!

Вальтер
Башмачник?

Ева
Это Закс!

Вальтер
Ганс Закс? Мой друг?

Ева
Не верь! О тебе отзывался он дурно!
Вальтер
Как? Закс? И он? – Я свет потушу!
Бекмессер, крадучись вслед за ночным сторожем, на некотором от него расстоянии, появляется в переулке и заглядывает в окна дома Погнера; прислонившись к дому Закса, он выискивает себе между обоими окнами каменное сиденье и опускается на него, не сводя глаз с противоположных окон и настраивая лютню, которую он принёс с собою.

Ева
(удерживая Вальтера)
Нет, нет! – Но, чу...

Вальтер
Слышу лютни звук...
При первых же звуках лютни Закс, охваченный внезапной мыслью, снова уменьшает огонь в лампе, тихонько отворяет нижние половинки двери и незаметно выдвигает свой рабочий столик наружу, поставив его у самой двери.

Ева
Ах, вот беда!

Вальтер
Боишься ты?
У Закса свет теперь погас, – итак, бежим!

Ева
О, нет, посмотри!
Другой пришёл и там стоит!

Вальтер
Да, да, я вижу: там музыкант...
Зачем он здесь в столь поздний час?

Ева
(в отчаянии)
Это Бекмессер!

Закс
(услышав восклицание Евы)
Ага! Всё так!
(Он тихо присаживается за работу.)

Вальтер
Мой критик? Здесь? Во власти моей? –
Вперёд! Бездельнику влетит!
Ева
Постой! Молчи! Ведь ты отца разбудишь!
Он попоёт и сам уйдёт...
Мы спрячемся опять под липой... –
Беда, да и только, с мужчинами мне!
Ева увлекает Вальтера за кусты, на скамейку под липой. – Бекмессер, усердно заглядывая в окно, в нетерпении громко бренчит на лютне; но когда он, наконец, собирается петь, Закс снова ярко освещает улицу, очень громко ударяет молотком по колодке и сам начинает зычно петь.

Закс
Иирум! Иирум! Ого-го-го-го!
Ого! Тра-ла-ла! Тра-ла-ла! Ого!

Бекмессер
(сердито вскакивая с места и замечая работающего Закса)
Что это значит? – Проклятый крик!

Закс
“Как Еву, мать всех матерей,
Господь изгнал из рая,
натёр булыжник ножку ей, –
она была босая”.

Бекмессер
Да он совсем с ума сошёл!

Закс
“Ту ножку Бог любил
и ей помочь решил.
Сказал он ангелу: “скорей
ты башмаки бедняжке сшей!”
Потом прибавил: “вижу сам,
что еле ходит и Адам;
чтоб он не мог
поранить ног, –
пару сшей ему сапог!”

Вальтер
(во время этого куплета, шепотом Еве)
Что он поёт? Назвал тебя?..

Ева
(также шепотом)
Нет, он поёт не обо мне...
Но тут намёк наверно есть...

Вальтер
Как долго ждать! Часы бегут!

Бекмессер
(подойдя к Заксу)
Как? Мастер? Вы? В этот поздний час?
Закс
Друг Бекмессер! Как? Вы не спите?
Явились вы свой заказ проверить?
Тружусь, что есть сил, и к утру кончу!
(Он продолжает работать.)

Бекмессер
(сердито)
Чёрт возьми башмаки! Мне не до них!
Вальтер
(по-прежнему шепотом Еве, в то время как Закс заводит второй куплет)
Мы, или метчик, – кто нужен ему?

Ева
(также)
Боюсь, он метит в нас троих...
Как страшно мне! Трепещет сердце...
Вальтер
Мой ангел милый, не падай духом!

Ева
Он поёт, поёт...

Вальтер
Мне всё равно...
Ты здесь со мной: о, дивный сон!
(Он нежно привлекает Еву к себе.)

Закс
“Иирум! Иирум! Ого-го-го!
Ого! Тра-ла-ла! Тра-ла-ла! Ого!
О, Ева, Ева! Грех не мал!
Ведь ты одна виною,
что даже ангел пахнуть стал
и кожей, и смолою!
Эх, натворила бед!
(В раю каменьев нет!)
И вот за твой давнишний грех
работать должен я на всех;
за то, что слаб был твой Адам,
сижу я с шилом по ночам!
Не будь я так,
как все, дурак, –
чёрту шил бы я башмак!
Ие...”
(Он обрывает, перебиваемый Бекмессером.)

Бекмессер
(угрожающе подступая к Заксу)
Я вас прошу! Нет сил моих!
Ночью тот же вы, что днём!

Закс
Ну, я пою, – а вам то что?
Мне надо кончить заказ на завтра.

Бекмессер
Войдите в дом, кончайте в тиши!

Закс
Ночной труд, право, не из сладких;
тут, чтобы силы поддержать,
я должен петь и воздухом дышать.
Итак, –
(он энергично насмаливает дратву)
я спою ещё куплет!
“Иирум! Иирум! Ого-го-го-го!
Ого! Тра-ла-ла! Тра-ла-ла! Ого!”

Бекмессер
Меня он бесит! Несносный крикун!
Взбредёт ей, что это я пою!
(Он в отчаянии затыкает уши и ходит взад и вперёд по переулку под окном, рассуждая сам с собою.)

Закс
“О, Ева! Слушай и пойми,
как страждут Закса чувства:
ведь топчет мир труды мои,
создания искусства!
Ах, если б ангел твой,
сам зная труд такой,
не звал частенько в рай меня, –
ушла бы в ад моя возня!
Но в небе он со мной парит, –
и мир у ног моих лежит...
Ганс Закс, тачай
башмак и знай:
ждёт поэта светлый рай!”

Бекмессер
Открылось окно!
Он разглядывает окно, которое тихонько отворилось; в нём осторожно показывается Магдалена, одетая в платье Евы.)

Ева
(в большом волнении)
От этой песни в душе тоска!
Бежим! Прочь отсюда!

Вальтер
(вскакивая с места и хватаясь за меч)
Итак, мой меч...

Ева
Ах, нет! Постой!

Вальтер
(отнимая руку от меча)
Да, жалкий враг!

Бекмессер
Творец! Она!
Теперь я погиб, запой он опять!
(Он подходит к Заксу и во время последующего диалога с ним, оборотясь спиной к переулку, от времени до времени бренчит на лютне, держа её сбоку и оборачиваясь в сторону окна, – чтобы удержать Магдалену.)
Ева
(Вальтеру)
Потерпим ещё! – Тебе со мной
столько хлопот, мой милый друг!..

Вальтер
(тихо ей)
Кто у окна то?

Ева
(также тихо)
Там Магдалена...

Вальтер
Вот это недурно!
Почти смешно мне!

Ева
Когда же он бежать нам позволит!
Вальтер
Его куплет я не прочь послушать.
Оба, сидя на скамье и нежно прижавшись друг к другу, следят затем за происходящим между Заксом и Бекмессером с возрастающим интересом.

Бекмессер
Друг Закс! Позвольте вам сказать!
Как увлеклись вы башмаками!
А я о них забыл и думать!
Хотя башмачник вы прекрасный, –
я выше в вас ценю артиста,
и отзыв ваш мне важно знать:
позвольте песню вам пропеть,
что я на завтра приготовил,
и услыхать сужденье ваше.

Закс
Ха, ха! Как тонко вы мне льстите!
Но я брань вашу помню твёрдо. –
С тех пор, как Закс в поэты попал,
совсем беда с башмаками вам:
и трёт, и жмёт, и рвётся везде;
песни, рассказы мои, остроты,
знанья и ум мой друг назад
вернуть мне готов, –
но ждёт завтра новых моих башмаков!

Бекмессер
(визгливым голосом, продолжая бренчать)
Шутку мою пора бы забыть! –
Я всю душу открою вам! –
Народ так любит вас,
и у Погнерши вы в чести;
а завтра я решил добыть её искусством,
и – вдруг моё творенье не по вкусу будет ей! –
Так вот я вас прошу прослушать песнь мою;
что хорошо, что нет, – я должен знать от вас!

Закс
Э, друг мой, полно вам!
Откуда мне такая честь?
Я съел собаку лишь в уличных песнях;
так дайте мне петь их и бить по колодкам!
(Продолжая работать)
“Иерум! Иерум! Ого-го-го-го!
Ого! Тра-ла-ла! Ого!”

Бекмессер
(Проклятый чёрт! Я теряю разум от этой сальной, грубой песни!)
Будет!! Ваши соседи спят!

Закс
Они привыкли, –
им всё равно. – “О, Ева, Ева”...

Бекмессер
(в припадке крайнего бешенства)
Ах вы злобное созданье!
Но это ваш последний фокус!
Если вы не замолчите, –
ей, плохо будет вам, клянусь! <
i>(Он яростно бренчит.)
Вы завистник и – только!
Страшно ваше самомненье!
Успехи прочих всех вам неприятны, –
кто другой, а уж я-то вас знаю!
Не избрала школа в метчики вас, –
вот это и будит у Закса желчь!
Так знайте: пока я сам буду
жить и пока хоть рифму могу сложить,
пока я нужен другим мастерам, –
пусть Нюренберг “растёт, цветёт”,
но Заксу я клянусь вперёд:
не пробиться в метчики вам!!
(Он бренчит в сильнейшем бешенстве.)
Закс
(слушавший его спокойно и внимательно)
Это ваш гимн?

Бекмессер
Ко всем чертям!
Закс
Хоть мало правил, но тон ваш горд.

Бекмессер
Будете слушать?!

Закс
Да ради Бога, – пойте;
а я буду бить подмётки.

Бекмессер
Но в тишине?

Закс
Ах, Боже мой!
Работа, ведь, тоже не ждёт!
(Он колотит молотком.)

Бекмессер
Но проклятый стук ваш вы прекратите?

Закс
А как я подмётки вам прилажу?

Бекмессер
Несовместимо со стуком пенье!

Закс
Вам надо петь,
мне – заказ исполнить!
(Он продолжает колотить.)

Бекмессер
Долой башмаки!

Закс
Легко сказать!
Ну, а в школе будете снова язвить? –
Итак, вдвоём пойдём вперёд, –
друг другу можем мы помочь.
Я за работой неотложной
урок “отметки” взял бы охотно;
в искусстве этом вы знаток, –
тут вы один учитель мне;
внимая вам, отмечу всё
и вместе кончу башмаки.
Бекмессер
Пусть будет так! Ошибки мои
можете метить своим мелком!

Закс
Ну, нет! Зачем же марать башмак? –
Я сапожным молотком судить буду вас!

Бекмессер
(Какая злюка! Я запоздал...
Пожалуй, девица уйдёт совсем...)
(Он энергично бренчит.)

Закс
Я вас жду, пора! Иль петь буду я!

Бекмессер
Ради Бога! Прошу вас! –
(Дьявол! С ума сведёт!)
Если угодно вам упражняться, –
ну что ж! готов я со стуком примириться;
но метьте лишь то, что велит устав,
а не там, где я по уставу пою!

Закс
По уставу, – как помнит тот его,
у кого работа в руках кипит.

Бекмессер
По чести?

Закс
По колодке!

Бекмессер
Всё без ошибок я спою!

Закс
Так завтра вам ходить босиком!
(Очень издалека доносится рог ночного сторожа.)

Вальтер
(тихо Еве)
Какой-то бред, нелепый сон:
как будто я опять средь них...

Ева
(нежно припав к его груди)
Я словно в царстве странных грёз:
беда иль счастье ждёт меня?..
Вальтер и Ева продолжают сидеть обнявшись.

Закс
(указывая Бекмессеру на каменное сиденье у своей двери)
Сядьте же тут!
Бекмессер
(опять уходя за угол)
Нет, здесь я стану.

Закс
Зачем ушли?

Бекмессер
Чтоб вас не видеть:
обычай наш так нам велит.
Закс
Уж больно далеко...

Бекмессер
Так силу звука нежно я могу смягчить.

Закс
(Хитрец!)
Ну, ладно. – Начинай!
Бекмессер, стоя на самом углу против окна, настраивает лютню, – опуская одну из струн, которую он в припадке ярости натянул было на целый тон выше, – и затем играет короткую прелюдию, во время которой Магдалена располагается во всю ширь окна.

Бекмессер
(аккомпанируя себе на лютне)
“День счастья уж приходит,
(Закс замахивается молотком.)
тревоги я забыл;
(Закс ударяет, Бекмессера передёргивает.)
в душе какой-то бродит –
(Закс ударяет вторично; Бекмессер резко обрывает, однако продолжает.)
свежий и бойкий”...
(Третий удар Закса; Бекмессер в бешенстве заглядывает к нему из-за угла.)
Полно шутить! Ну, где тут ошибка?!
Закс
Было бы лучше:
“в душе горит какой-то свежий, бойкий”...

Бекмессер
Так рифма не выйдет
со словом “приходит”!

Закс
А вам до напева дела мало?
Ведь звук и слово вместе идут.
Бекмессер
Не стоит спорить!
Молот свой бросьте, иль вам попадёт!

Закс
Теперь – вперёд!

Бекмессер
Я сбит совсем!
Закс
Так снова начнём:
три раза я вам паузы дам.

Бекмессер
(Пожалуй, лучше совсем пренебречь:
ведь можно с толку девицу сбить!)
(Он откашливается и начинает петь сначала.)
“День счастья уж приходит,
тревоги я забыл;
в душе какой-то бродит
свежий и бойкий пыл.
Мне умирать не надо,
коль дева рада,
что её я избрал.
День этот почему я
лучшим из всех зову?
Всем отвечу, ликуя:
прелестную Еву
её отец почтенный
в брак несомненный
нам отдать обещал.
Пусть, кто рискует
сватать, придёт
и деву мило увлечёт;
на том я строю весь расчёт.
Вот почему сей день цветёт,
как я уже сказал.”
Начиная с шестой строки этого куплета, Закс снова принялся ударять, неоднократно делая по несколько ударов один за другим; Бекмессер, каждый раз болезненно вздрагивавший, пытался нежно выводить иные ноты, но в борьбе с мучившим его бешенством был вынужден выкрикивать эти ноты резко и отрывисто, что ещё более увеличивало комизм его дикции, совершенно лишённой правильной просодии. С последним словом своего куплета он яростно напускается из-за угла на Закса.

Бекмессер
Закс! Так – я пропаду!
ЭЙ, замолчите!

Закс
Да я молчу! Я ставлю знаки, –
мы их сочтём; меж тем будет заказ ваш готов.

Бекмессер
(замечая, что Магдалена хочет отойти от окна, поспешно бренчит)
Боже мой! – Пст, пст! – Ужель уйдёт?
(Он грозит из-за угла Заксу кулаком.)
Закс, всё потом я припомню вам!
(Он приготовляется петь второй куплет.)

Закс
(замахиваясь молотком над колодкой)
Метчик не ждёт! Вперёд!

Бекмессер
(чтобы заглушить удары Закса, поёт всё громче и всё более и более запыхавшись, не отрывая глаз от окна и с возрастающим страхом замечая недовольные жесты Магдалены.)
“Весьма желаю брака,
в восторге моя грудь;
отец решил, однако,
условье пристегнуть
для тех, кто, чтоб наследство
взять, ищет средство
дочку его пленить.
Он честь делает цеху
и любит свою дочь,
но искусства успеху
он тоже рад помочь;
и всем на удивленье
мастером пенья
должен зять его быть.
(Беснуясь от ударов Закса, он топает ногами.)
Так встань и пой
перед толпой;
пусть без всякой подвохи злой
получит приз от девы той
тот, который на ней с душой
хочет себя женить!”
Под конец куплета Закс покачивает головой, как бы отказываясь отмечать отдельные ошибки, и начинает стучать сплошь, выбивая клинья из колодок. – Бекмессер намеревается продолжать свою песню, но Закс высовывается к нему, встав со скамейки и сняв башмаки с колодок.
Закс
Нельзя ли кончить?

Бекмессер
(в сильнейшем страхе)
Что надо вам?
Закс
(с торжествующим видом показывая готовые башмаки)
С башмаками я покончил всё!
(Он высоко размахивает башмаками в воздухе, держа их за тесёмки.)
Во истину, – пара хоть куда!
И вот на счастье ей стишок! –
Бекмессер совсем ушёл в переулок и прислонился спиной к стене; чтобы заглушить пенье Закса, он поёт свой третий куплет с величайшим напряжением, – крича, торопясь, задыхаясь и ожесточённо махая лютней в сторону Закса. – Последний поёт свой “стишок” одновременно с ним. – Вскоре окно позади Бекмессера приоткрывается, и оттуда выглядывает Давид. Затем мало-помалу открываются окна других домов в переулке; из окон начинают выглядывать соседи, всё в большем и большем количестве.
Закс
“Не мало мудрых правил
здесь молот мой проставил:
вникайте в суть,
чтоб всё смекнуть
и стать на верный путь.
Вам надо знать,
как такт держать!
Коль писарь сам не знает, –
башмачник такт отбивает!
В подмётках вам
я школу дам:
башмачник научит вас, –
по мерке он, как раз!
Раз! – Раз! – Раз!”
Бекмессер
“Что я пою отменно, –
увидит весь народ;
я призом непременно
свой утолю голод!
Ко мне пришли уж музы,
чтоб мои грузы
поэзии поднять!
Я твёрдо все законы
знаю, мой счёт хорош;
но там и сям уклоны
могут случиться всё ж,
когда душа трясётся,
но храбро рвётся
руку девицы взять!
(Он переводит дух.)
Снесу я сам
к вашим ногам
мой пост, честь, хлеб и прочий хлам, –
я шкуру вам мою отдам,
коль песня моя приятна вам!
Прошу я вас мне внять!!”

Давид
Да что за чёрт? – А кто в окне? –
Не Лена ли? – Да, да, она! –
Мой Бог! Ужель? – Вот гость дорогой!
Вот кто Магдалене милей меня!
Так я же тебя! Постой, погоди!
Давид скрывается, но вскоре возвращается, вооружённый дубиной. Увидев это, Магдалена изо всех сил старается знаками прогнать Давида; Бекмессер принимает эти жесты на свой счёт и доходит в своём пении до крайнего отчаяния.

Соседи
Кто воет там? – Кто так ревёт? –
Нельзя орать в глухую ночь! –
Да тише вы! – Мы спать хотим! –
Осёл какой-то там кричит! –
Эй вы, молчать! Ступайте прочь! –
Здесь вам нельзя реветь и выть!
Давид вылезает из окна, разбивает дубиной лютню Бекмессера и кидается на него самого.

Давид
Ступай к сатане, проклятый чёрт!
Бекмессер защищается, хочет бежать; Давид держит его за ворот.

Магдалена
(кричит из своего окна)
Создатель! Ах! Давид! Боже мой!
На помощь! На помощь! Друг друга убьют!

Бекмессер
(барахтаясь с Давидом)
Собачий сын! Оставь меня!

Давид
Шалишь! Сломаю рёбра тебе!
Их схватка продолжается; они то совсем исчезают, то снова появляются на авансцене; Бекмессер всё время пытается бежать, но Давид настигает его, хватает за шиворот и колотит.
Соседи покидают окна и один за другим спускаются в ночных костюмах на улицу. Ученики, сначала по одному, потом в большом количестве сбегаются со всех сторон, вслед за ними также подмастерья, вооружённые дубинами; наконец появляются мастера и пожилые горожане. Соседки отворили окна и выглядывают на улицу.
Закс некоторое время наблюдает растущую сумятицу, но вскоре тушит свою лампу; будучи сам невидимым, он притворяет дверь на столько, что в небольшую щель может всё время наблюдать площадку под липой.
Ева и Вальтер с возрастающим беспокойством следят за наплывом народа; Вальтер плотно прикрывает Еву своим плащом и, прижавшись с нею к липе, прячется за кустарником, так что их обоих почти невидно.

Соседи
(сначала у окон, потом на улице)
Смотри! – Беги! – Сцепились двое тут! –
Скорей сюда! – Дерутся здесь! –
Эй, драчуны! Довольно вам!
Не то обоих вас прибьём!

Магдалена
Он сошёл с ума! Боже! Вот беда!

Ученики
Сюда! Сюда! Тут подрались! –
Бой башмачный! – Нет, портняжный! –
Тут куча пьяниц! Пьяниц горьких! И скопидомов! –
Это затея слесарей, они уж тут как тут! –
Я вижу также кузнецов! –
Нет, слесаря одни, клянусь!
Вот столяры бегут! – Да это мясники! –
И бочары пошли плясать! –
Я вижу банщиков отряд! –
Скорей сюда! Побоище растёт!

Подмастерья
Эй, подмастерья, жарь!
Тут всем бока на славу мнут!
Найдём и мы кого побить,
и надо нам поближе быть!

Соседки
(у окон)
Ах, да это драка и брань!
Наверно будут бить ещё! –
Ужель отец мой тоже тут? –
Мой муж наверно там давно! –
Ах, вот беда! – Гляди туда! Гляди сюда! –
И шум, и гам! – И брань, и бой! –
Ай, ай! Да это прямо страх!

Соседи
(друг другу)
Вот как, и вы здесь? – Зачем вы здесь? –
Вы тут причём? – Иль обидели вас? –
Вас знают все! – А вас подавно! –
Да как так? – А так! –
Олух! – Дурень! (Обмен ударов.)

Магдалена
(кричит изо всех сил)
Стой, сумашедший! Оставь его!
Ведь мне же он не сделал ничего!
Опомнись наконец!

Ученики
(ликуя)
Вот торговцы бакалеей палки-леденцы несут!
Мускатом, перцем и корицей вкусно пахнут,
но стоят вдали: хороший дух, да вот беда – труслив! –
Может быть, я тоже трус? – Молчать! – Разве я тебе сказал? –
На, получай! – Заяц-то наш! Он всюду нос суёт! –
Собирайтесь все скорее к нам! Дружно, вместе!
Вот теперь пошло! Сюда бегите все! Теперь лишь началось! –
Ну, валяй! – Бац! Чтобы не зевал! – Что, получил? –
Трах! Буря, гром и град! –
Где влепил, там – гладь, не скоро травка там опять взойдёт! –
Он чешет нос! – Уж скоро брызнет кровь из носов! –
Ты о чём мечтаешь, друг? Вот тебе! –
Эй, не зевай! Пусть домой идёт, кто сам не бьёт!
Дружно вперёд! Бейся веселее! Все зараз!
Стой на месте, не сдавайся!
Лезь вперёд и подмастерьев не страшись!
Позорно будет уступить! – Эй, юххе! –
Весело и дружно налезай и напирай!
Теперь стоим мы твёрдо, как один!
Как один, стеной в драку мы идём!

Подмастерья
Не ткачи ли? – Кожемяки! –
Ну, я так и знал! – Сбивают цену! –
Драка из-за них! Валяй по ним! Лупи сильней! –
Вот когда взаправду началось! – Видишь драчуна? Это мясник! –
Тут многим попало! – И дома влетит! –
Сюда! Эй! Вот где свалка! Жарят утюгами! –
Цехи, вперёд! Все за работу! Иди напролом!
Ударить дружно нам пора теперь!
Вот здесь всего жарчей! – Проваливайте все!
Эй, да вы никак дорогу нам закрыли? Дорогу очищай! –
Сами ступайте прочь! – Медник! Плотник! Булочник! Лавочник!
Шапочник! – К чёрту вас самих! Здесь стоять хотим!
Стойте крепче! Не сдавайся! Бей их в рыло! –
Свечники! Пряльщики! – Напирай! Поддержи! Налезай!
Все вперёд, кто не трус! – Бей его! Не кричать!
Убирайтесь сами по домам! Здесь мы бьём! Мы вздуем вас!
Убирайтесь вон! – Напирай и лезь! Цехи, цехи, вперёд!
Держись! Бей, не уступай! Все вперёд смелей!

Соседи
До вас добираюсь! – Но вы боитесь? – Вот, получите! Жена травила вас? – Вам надо в морду дать! – Леший! – Дьявол! – Берегись, ударяю! – Вас надо проучить! – Попробуй! – А вот! – Чтоб адский гром тебя, мерзавца, уложил! – Влетело шибко? – Вот негодяи! – Стой ты, мошенник! – Плут негодный! – Я вам задам! – Шельмы! – Воры! – Жалкий трус! – Иль мало вам? – Живо домой, не то жена вас съест! – А вам-то что, коль я хочу остаться здесь? – Прочь, по домам! Гнать подмастерьев вон! – Я мастер сам, не хуже вас! – Вот дурак! – Вон пошёл! Прочь скорей! – Убирайтесь сами прочь! – Не кричать! – Бей их в рыло! – Стоим стеной!

Мастера и почтенные граждане
За что и кто кого дерёт? Какой ужасный шум! Немедля, тотчас убирайтесь все домой, не то вас град жестокий разнесёт! Не толпитесь больше здесь! Иль бить мы вас начнём! – Никто не слышит! – Бей же их!

Соседки
Эй вы там, громилы, да будьте же умней! –
Чего кричит старуха там? – Ужели все вы рады драться и орать?
Да где же разум ваш? – Ой, там бьётся мой муж! – Творец!
Где же он, мой Ганс? – Или пьяны вы совсем?
Ах, как страшно смотреть! Иль сошли вы с ума?
Вы ослепли, что ли, все? Иль вам вино мутит мозги?
Ах, посмотрите, Христиан свалил Петра! –
Там Михаил-то наш Степану в шею дал! –
Ах, помогите! Отец мой там, его убьют! –
Ах, проломили Гансу голову! – Пётр! –
Ганс, да послушай же! – Боже! Мальчишка мой! –
Храни нас Бог, коль дальше так пойдёт! –
Ах, это сущий ад! – Мой муж бьёт смело всех сплеча! – Не слышно нам себя! –Ах, вот беда! – Макушки лишь мелькают там и сям! – Франц! Будь же ты умней! – Боже, что-то будет!
Что за ужас! Бьются насмерть! – Довольно! – Ой, тут вода нужна!
Скорей воды, воды сюда! Можно их теперь разнять одной водой!
На головы лейте им! Ой, караул!
Зовите помощь сюда и лейте воду из окна!
Ой, все кричите караул, на помощь! Воду, воду!
Поливайте, разнимайте драчунов! –
Всё безумней бьют, дерутся и колотят! –
Прямо из окон лейте воду, иль они себя убьют!
Все горшки, все чашки, кружки! Вёдра, бочки!
Лейте все на них!

Магдалена
(ломая в отчаянии руки)
Стой же и слушай наконец! –
А он его всё бьёт! Ах, он сошёл с ума!
(Кричит во всю мочь.)
Ай! Стой же! Ведь это Бекмессер! Ай!!

Погнер
(в ночном костюме подходя сзади неё к окну)
Мой Бог! Ева! Закрой! – Взгляну, спокойно ли у нас...
Погнер оттаскивает Магдалену от окна и запирает его. – Вальтер, до этого момента спрятанный с Евою за кустами, обнимает теперь её левой рукой, а правой извлекает меч.
Вальтер
Теперь пора нам мечом пробиться!
С обнажённым мечом Вальтер доходит до середины сцены, пробиваясь с Евой к переулку. – Вдруг Закс одним прыжком выскакивает из своей двери на улицу; размахивая ремнём, он прокладывает себе дорогу до Вальтера и хватает его под руку.
Внезапно в правой передней кулисе раздаётся необыкновенно громкий звук рога ночного сторожа. В этот же момент женщины льют из всех окон на дерущихся обильные потоки воды из кружек, кувшинов и тазов. Вода и звук рога приводят всех в панический ужас. Соседи, ученики, подмастерья и мастера в поспешном бегстве устремляются кто куда, так что сцена очень скоро совсем пустеет; все двери быстро запираются, соседки захлопывают окна и тоже исчезают.

Погнер
(появляясь на лестнице)
Эй, Лена! Да где ты?

Закс
(толкая полубесчувственную Еву на лестницу)
Домой, Магдалена!
Погнер подхватывает Еву и уводит её за руку в дом. – Закс даёт Давиду удар ремнём и пинком ноги вталкивает его в лавку; крепко держа другою рукой Вальтера, он быстро увлекает его к себе в дом и тотчас крепко запирает за собой дверь. – Бедственно избитый Бекмессер, освобождённый Заксом от Давида, обращается в бегство и скрывается в толпе.
Как только улица и переулок совершенно опустели и все дома наглухо закрылись, на переднем плане справа появляется ночной сторож. Он протирает себе глаза, с изумлением оглядывается, качает головой и слегка дрожащим голосом запевает свой клич.

Ночной сторож
Так что ночь уж наступила:
теперь одиннадцать било...
Страшитесь привидений ночных,
берегитесь козней домовых!
Славен наш Господь!..
Он трубит в свой рог. – Полный месяц выступает на небе и освещает переулок, по которому медленно идёт ночной сторож; когда он в глубине сцены загибает за угол, занавес быстро падает.

ТРЕТЬЕ ДЕЙСТВИЕ

В мастерской Закса (неглубокая площадь сцены). На заднем плане полуотворённая дверь, ведущая на улицу. Направо в стороне – дверь в другую комнату. Налево окно с цветочными горшками, выходящее в переулок; сбоку рабочий стол. Закс сидит в большом кресле у этого окна, и утреннее солнце ярко освещает его фигуру; он углублен в чтение большого фолианта, лежащего у него на коленях.
С улицы в дверях появляется Давид; он заглядывает в мастерскую и, заметив Закса, отскакивает назад. Убедившись однако, что Закс его не замечает, он проскальзывает в дверь; в руках у него корзина, которую он быстро, украдкой ставит под другой рабочий стол, в глубине у выхода; затем осторожно ставит корзину на стол и начинает рассматривать её содержимое. Он выкладывает оттуда на стол цветы и ленты; наконец, на дне корзины находит колбасу и пирог. Он собирается тут же закусить тем и другим, как вдруг Закс, по прежнему не обращающий на него внимания, с внушительным шумом переворачивает большую страницу фолианта. Давид вздрагивает, прячет еду и оборачивается.

Давид
Да, мастер! Здесь! –
Бекмессеру я на дом отнёс его башмаки...
Кажись, меня вы позвали?..
(Молчит, не хочет взглянуть...
Недобрый знак, – он верно зол!)
(Медленно и смиренно приближаясь к Заксу)
Ах, мастер! Будьте добрей:
ученик – не ангел святой! –
Знай вы Магдалену, как я, –
вы простили б мне этот грех!
Она добра, нежна со мной,
глядит так сердечно мне в глаза...
Побили вы – погладит она,
притом смеётся ласково так...
В дни голодовки кормит меня, –
любезна очень со мной она!
Вчера лишь не дала мне корзины, –
только за то, что срезался рыцарь! –
Я был оскорблён. –
А ночью вдруг я вижу, что
кто-то подошёл и ей поёт,
орёт во всю, – и спину я ему нагрел.
По мне, беда не так велика! –
А наша любовь расцвела опять!
Сегодня объяснила Лена мне всё
и на праздник ленты с цветами дала...
(На него нападает большой страх.)
Ах, мастер! Всё молчите вы!..
(Надо бы убрать колбасу и пирог!)
Закс, всё время невозмутимо продолжавший читать, теперь захлопывает фолиант. Сильный шум так пугает Давида, что он спотыкается и невольно падает перед Заксом на колени. – Закс глядит поверх книги, продолжающей лежать у него на коленях, и поверх Давида, который всё в той же склонённой позе боязливо смотрит ему в глаза; взгляд Закса случайно останавливается на заднем рабочем столе.

Закс
(тихо и ласково)
Ленты я вижу и цветы? Прекрасный, юный убор!
Но кто же их нам принёс?

Давид
(удивлённый приветливым тоном Закса)
Ах, мастер! Сегодня праздничный день,
и всякий готовит наряд себе!

Закс
(всё также тихо, как бы про себя)
Может, свадьба у нас?

Давид
Да, если б Давид жениться на Лене мог!

Закс
(по прежнему)
Мальчишник, видно, был вчера?

Давид
(Боже правый! Расплата пришла!) –
Простите, мастер, забудьте всё!
Ведь нынче у нас Иванов день!

Закс
Иванов день?

Давид
(Что, он оглох?)

Закс
Коль знаешь притчу, так спой её!

Давид
(постепенно опять ставший на ноги)
Урок мой? О! Ещё бы нет! –
(Прошло! Он в духе и всё простил!)
(Он начинает петь громко и грубо – по рассеянности на мотив песни Бекмессера из предыдущего действия.)
“Крестил народы Иоанн”...

Закс
(перебивая его с жестом удивления)
Что-о?!

Давид
(улыбаясь)
Прошу извинить! Вчерашний мальчишник сбил меня! –
(Он подтягивается и поёт как следует.)
“Крестил народы Иоанн,
грехи водой смывая;
с сынком из Нюренбергских стран
пришла вдова младая.
Ребёнку Иоанн святой
сам имя дал Ивана,
и вот они к себе домой
вернулись с Иордана.
В краю немецком свой закон, –
и кто “Иваном” был крещён
в струях Иорданских вод,
тот на Пегнице “Гансом” слывёт”.
(Размышляя)
Гансом?.. Ганс! –
(Пылко)
Мой мастер! Ведь именинник вы! –
Нет, как про это забыть я мог! –
Вот, вот цветочки! Это вам!
И ленты, и... что бы такое ещё?
Ах, да, вот! Вот пирог превосходный!
Может, хотите колбаски ломтик?

Закс
(по прежнему спокойно, не меняя позы)
Спасибо, друг! Оставь себе. –
Но нынче со мной ты на праздник пойдёшь;
надень эти ленты и цветы:
будь красивым герольдом моим!

Давид
Я бы хотел лучше шафером быть!..
Мастер! Ах, мастер! Женитесь опять!

Закс
Без хозяюшки скучно тебе?

Давид
Клянусь, хозяйка украсит ваш дом!

Закс
Как знать? Поживём – увидим...

Давид
Пора!

Закс
Так, значит, видно что-нибудь?

Давид
Ну, да!.. Ведь об этом все толкуют! –
Бекмессера вы легко победите!
По мне, нынче он... вряд ли приз возьмёт...

Закс
Кто знает? Может быть, ты и прав. –
Ну, ступай; а рыцарь пускай поспит.
Вернись, как будешь совсем одет!

Давид
(тронутый, целуя руку Закса)
(Клянусь, никогда он не был так добр!
Даже все колотушки я успел позабыть!

Давид собирает свои вещи и уходит в смежную комнату. – Закс в раздумье подпирает голову рукой, поставив локоть на фолиант, который всё ещё лежит у него на коленях. По-видимому, разговор с Давидом совсем не прервал течения его мыслей.


Закс
(после некоторого молчания)
Жизнь – сон, царство мечты!
Пытливо я гляжу в анналы всех времён,
хочу найти причину, – зачем
в слепой вражде друг друга люди терзают,
платя безумству дань? –
И пользы нет, и славы нет!
Беглец свой бег победой считает, –
стонов своих не слышит он;
другой же сам себя грызёт,
но счастлив и так весел!
Кто сводит всех с ума? Извечных снов игра, –
мечта, мечта-царица, весь мир живёт лишь ею! –
Вот спит она, но в тайном сне набравшись сил
вдруг вновь летит, и вновь всё покорилось ей!..
Хранитель кротких нравов, труда и мира друг, –
ты цвет страны родимой, мой милый Нюренберг!..
(В восторженном умилении он устремляет спокойный взор в пространство.)
Однако в час ночной, –
несчастье отстраняя
от двух сердец слишком пылких, –
мудрец тут наглупил:
башмачник в своей лавчонке
дёрнул безумья нитку...
И вот по всем закоулкам мечта летит,
беснуясь; стар, млад, жена, дитя, –
все, как один, с ума сошли,
и в честь мечты-царицы дубинки в пляс пустились:
внезапный дождь ударов залить мечту стремится!
С чего всё началось? – Наверно, эльф шалил...
Светляк не мог жены найти и с горя вдруг затеял бой...
Сирени дух... Ивана ночь...
Но вот настал Иванов день!
Теперь посмотрим, как Ганс Закс
сам ловко склонит лёт мечты
на благо двум друзьям...
Уж если к нам она летит,
в наш Нюренберг,
так пусть вершит дела,
что редко удаются в жизни
и где нас лишь мечта спасает! –
В двери направо появляется Вальтер; он на минуту останавливается на пороге и смотрит на Закса. Последний оборачивается к нему, предоставив фолианту соскользнуть на пол.

Закс
Мой гость, привет вам!
Встали уже?
Немного вам поспать пришлось?

Вальтер
(очень спокойно)
Немного, но я спал так крепко.
Закс
Так, значит, дух ваш бодр и свеж?

Вальтер
(всё также спокойно)
Я видел отрадный, чудный сон.

Закс
Вот добрый знак! Расскажите мне!
Вальтер
О нём и думать я боюсь, –
боюсь, что в миг исчезнет он...

Закс
Мой друг! Кто сам творит мечты,
тот должен помнить сны свои!
В виденьях сна, поверьте мне,
нам часто светит правды луч;
и можно “толкованьем снов”
узнать мир песен и стихов...
Вам сон, пожалуй, мог открыть,
что нынче рыцарю мастером быть?

Вальтер
Нет, мастеров и вашей школы
моё виденье не коснулось.

Закс
Словечко всё ж узнали вы,
что даст певцу победу?

Вальтер
Ужели вам провал такой
внушать надежду может!

Закс
Надежду твёрдо я питаю, –
ничто ещё не погибло;
не то я вам не мешал бы в бегстве, –
даже сам убежал бы с вами! –
И право, бросьте гордый гнев!
Всё это честный, славный народ;
не злы они, – их надо знать и ловко взять умелой рукой...
Кто ставит призы, кто их даёт,
тот хочет тоже, чтоб считались с ним.
А вы... а вы напугали их, – ещё бы нет!
Таким огнём, такой волной
стихов и звуков сманить можно дочек
на бегство из дома;
но для брачных, безмятежных уз
иные песни надо брать...

Вальтер
(улыбаясь)
В минувшую ночь я слышал их:
изрядный шум натворили они!

Закс
(смеясь)
Да, да, мой друг! И звучный такт слышали вы!
Я не о том. Совет мой примите:
вам теперь надо песней мастера нас пленить!

Вальтер
Живая песнь, песнь мастера, –
ведь это же одно и то же?

Закс
Мой друг! В расцвете юных дней,
когда нам грудь волнуют, восторг в неё вливая,
весна и первый зов любви, –
тогда живая песня легко поётся нами:
весна поёт за нас!
Но вскоре осень в дверь стучит;
то радость нам, то горе семья и жизнь приносят:
дети, заботы, то да сё...
Вот тогда спеть может, живую песню сердца, –
лишь мастер, верьте мне!

Вальтер
Люблю её, женюсь на ней
и жизнь отдам жене моей!

Закс
Законы мастеров усвойте;
они служить вам будут верно
и вам сберечь помогут всё то,
что в годы юных и нежных снов
любовь и весна вложили тайно в сердце вам, –
и не погаснет ваш огонь!

Вальтер
Но кто же создал ваш устав?
Так много счастья он сулит...

Закс
Он создан бедным, скромным людом,
что нёс в лишеньях бремя жизни;
в слезах, в тоске тяжёлой
они создали формы,
чтоб закрепить в них любви восторги,
мечты былых, далёких дней,
и помнить вечно лик весны...

Вальтер
Нет, кто весну давно утратил,
тот оживить её бессилен!

Закс
Но вспомнить он её дары...
Вот сам я, человек простой,
вам наш устав объясняю,
а вы в него жизнь вдохните. –
Вот тут чернила, бумага, перо:
я запишу, – диктуйте мне.

Вальтер
С чего начать, –
не знаю сам...
Закс
Ваш сон мне расскажите вы.

Вальтер
Законов строгий ваш урок
его почти совсем затмил...
Закс
Поможет вам поэта дар:
память стихи заменяют порой...

Вальтер
Так я спою мечту, а не сон?

Закс
Мечта и сон – всегда друзья.

Вальтер
Могу ли я без правил петь?

Закс
Создайте их, – вот дело в чём! –
В виденьях сладких сна витайте,
а Закс об остальном помыслит...
Вальтер садится близ Закса у рабочего стола, за которым Закс записывает стихотворение Вальтера.

Вальтер
(немного подумав, начинает очень тихо)
“Розовым утром алел свод небес...
Волшебный сад
нёс аромат,
мне в грудь вливая
неги рая:
земной эдем воскрес,
полный чудес...
(Он останавливается.)

Закс
Куплет по форме! –
Теперь, мой друг, второй сложите
такой, точь-в-точь.
Вальтер
Зачем точь-в-точь?

Закс
Чтоб дать понять,
что ищете вы жену себе...

Вальтер
(продолжает)
“Гордо росло
дерево жизненных сил,
и плод златой
в листве густой,
суля мгновенья
упоенья,
меня к себе манил,
вечность дарил...”

Закс
В конце вы взяли тон иной, –
у наших так нельзя;
но Закс не может не понять,
что так должно быть весной...
Ну, спойте же “припев” теперь.

Вальтер
Какой припев?
Закс
Покажет всем, что ваш союз удачен, –
никто иной, как сын ваш;
свои уж рифмы у него,
хоть на куплеты он похож;
что сын имеет облик свой, –
всегда приятно всем отцам.
Припев куплетам даст конец, –
ничто от них не отпадёт.
Вальтер
(продолжает)
“О, грёзы сна!
Там образ девы мне предстал
в игре лучей, в сияньи дня:
красы такой я не видал!
Нежно она
к себе призывает меня...
Обняв рукою,
влечёт с собою,
желанный плод с улыбкой рвёт
и мне вкусить даёт
бессмертья сок...”
Закс
(скрывая своё умиление)
Вот это славный припев, клянусь!
Вышел отлично целый бар!
Правда, даёте вы мелодии вольный ход;
конечно, тут ошибки вовсе нет,
но нелегко запомнить фразу, –
вот что сердит наших старцев! –
Теперь надо вам бар второй сложить,
чтоб был и первый понятней всем;
к тому же нельзя пока отличить
мечту поэта от грёзы сна...

Вальтер
“Вечер багряной зарёй догорал...
Заката тень
покрыла день...
Сияли очи,
как звёзды ночи:
её души кристалл
в очах сверкал!
***
В ткани ночные эдем был одет...
Сквозь свет ветвей,
как блеск очей,
с высокой дали
мне послали
двух звёзд лучи привет,
алмазный свет...
***
В тёмных кустах
ручей невидимый журчит,
и волны ласково манят,
как пенье томных нереид...
В стройных ветвях
лучистые капли горят,
сбираясь в хоры,
пленяя взоры...
Наполнен звуками сад,
и сонмом звёзд объят
могучий лавр...”

Закс
(растроганный)
Друг! Сновиденье в руку вам:
по чести, – хорош и этот бар! –
Может быть, вы третий мне споёте?
Виденья тайну он объяснил бы...

Вальтер
(быстро вставая)
Я спел, что мог! Довольно слов!

Закс
(также вставая и с дружеской решимостью подходя к Вальтеру)
Так сбережём до дела их! –
Напев свой в памяти держите:
чудесно он звучит в стихах...
И в час, когда вам петь народу,
создайте нам всю картину сна!

Вальтер
Что вы хотите?

Закс
Слуга ваш верный кстати
пришёл и всё принёс;
одежды, что хотели вы надеть на брачном пире,
ко мне посол доставил на дом:
голубка знала ведь гнездо,
где голубь видит сны...
Так в комнату мою пойдём;
и вы, и я сегодня должны
в нарядных платьях быть, –
ведь нынче день больших надежд! –
Итак, идём ко мне, прошу!
Вальтер дружески, с размаху, пожимает руку Закса; не разнимая рукопожатия, Закс спокойной уваренной походкой уводит Вальтера в смежную комнату, почтительно отворив ему дверь и пропустив его вперёд.
На улице перед дверью показывается Бекмессер, сильно возбуждённый, и заглядывает в мастрескую; заметив, что она пуста, он поспешно входит. – Писарь разодет в пух и прах, но имеет страдальческий вид. – На пороге он ещё раз внимательно оглядывает всю комнату и затем ковыляет вперёд; боли сводят ему спину, он потирает её и делает ещё несколько шагов; но колени у него подгибаются, и он трёт их в свою очередь; потом садится на рабочую скамейку, но сидеть ему тоже больно: он быстро вскакивает и в невесёлом раздумьи смотрит на скамейку, беспокоясь всё более и более. Его мучат удручающие воспоминания и картины, – он вытирает холодный пот, выступивший у него на лбу. В возрастающей тревоге он принимается торопливо ковылять взад и вперёд, устремив дикий взор в пространство. Словно преследуемый ото всюду, он бегает, шатаясь, по всем направлениям; очутившись у рабочего стола, он хватается за его край, чтобы не упасть, и в ужасе смотрит в одну точку; обессиленный, в полном отчаянии, оглядывается вокруг; наконец взгляд его падает сквозь окно на дом Погнера; с трудом добравшись до окна, он смотрит на окно противоположного дома и пытается принять величественный вид, но ему вдруг вспоминается Вальтер; в голове писаря пробуждаются тягостные мысли, которым он пробует противопоставить горделивое сознание собственного достоинства. Однако ревность одолевает его; он ударяет себя по лбу. – С улицы чудятся ему насмешки женщин и мальчишек; он в бешенстве отворачивается, захлопнув окно. Машинально, совсем расстроенный, он снова подходит к рабочему столу и, по-видимому, пробует придумать новую песню. Глаза его падают на исписанную Заксом бумажку; с любопытством берёт он её в руки, с возрастающим возбуждением пробегает глазами стихи и наконец разражается яростным восклицанием.

Бекмессер
Его рука?! Стихи? Вот как! –
Ха! Всё ясно мне теперь!
Услыхав, что дверь из соседней комнаты отворяется, он вздрагивает и поспешно прячет бумажку в карман. –Входит Закс, одетый в праздничное платье; сделав несколько шагов и заметив Бекмессера, он останавливается.

Закс
Ага, почтенный! С добрым утром!
Ну, как вы довольны башмаками?
Бекмессер
А ну их! Тонки, чёрт знает как, подмётки!
Словно босой хожу теперь!
Закс
Мои отметки тут виной:
мне отмечать так много пришлось...

Бекмессер
Нельзя ли вам придержать язык?
Поверьте, Закс, я понял вас!
Ночная шутка, друг,
вам даром не пройдёт!
Чтоб с дороги убрать меня, –
поднял сапожник мятеж и бунт!
Закс
Мальчишник только, –
право не больше:
ваша свадьба громко так нашумела...
А чем веселей канун,
тем лучше выходит брак!

Бекмессер
(яростно)
О, хитрый, злой башмачник!
Забавник толстокожий!
Ты враг заклятый мне,
но знай, – я вижу всё!
В невесты мне девица дана самой судьбою,
но мой заветный клад ты караулишь сам!
Добыть Ганс Закс желает богатое наследство, –
в собраньи мастеров подвохи строил он,
чтоб деву одурачить, себя заставить слушать,
певцов других прогнать, себе её забрать!
Ну, да! Ну, да! Я не дурак!
Ораньем и стучаньем хотел заткнуть мне глотку
и скрыть от глаз её, что есть талант и у нас!
Да, да! Ха, ха! Поймал тебя? –
В конце концов мальчишку с дубиной
не меня же тайком он натравил,
чтоб тот меня избил!
Ай, ай! Ой, ой!
Синяк и здесь, и там, моей невесте на смех!
Разбит я, расколочен, –
и портному не разгладить!
Грозила даже опасность жизни!
Впрочем, я ещё могу за всё воздать врагу!
Ступайте, распевайте,
но только так и знайте:
хоть я ослаб и кончен сам,
но нынче вам приз добыть не дам!

Закс
Мой друг, вы в заблужденьи злом;
пусть я пред вами виноват,
но вашу ревность бросьте прочь:
жениться и не думал я.

Бекмессер
Ложь, обман!
Мне всё известно!

Закс
Да что вам взбрело,
мастер Бекмессер?
Хоть в делах моих вы не судья,
но верьте, что Закс не соперник вам.

Бекмессер
Вы не поёте?

Закс
Нет, конечно!

Бекмессер
А песня ваша?

Закс
Какая песня?

Бекмессер
А если я вас уличу, милейший?
(Он шарит в своём кармане.)

Закс
(взглянув на рабочий стол)
Здесь стихи лежали. Вы их стянули?

Бекмессер
(вытаскивая из кармана бумажку)
Не ваша ль рука?

Закс
Да; ну и что?

Бекмессер
Письмо-то свежо?

Закс
И чернила мокры.

Бекмессер
Иль здесь взят библейский мотив?

Закс
Кто скажет так, тот будет глуп.

Бекмессер
Итак?

Закс
А что?

Бекмессер
Вопрос?

Закс
Чего-с?

Бекмессер
А то, что прямотой хвалясь,
на деле вы отчаянный плут!

Закс
Быть может; однако с чужих столов
я ничего ещё не крал;
и чтоб вас воришкой никто не звал, –
возьмите листок, дарю вам его.
Бекмессер
(подпрыгивая от радостного испуга)
Творец! Неужель? – Мне дарит стихи? –
Но нет... Не влететь бы снова в беду...
Вы знаете стихи наизусть?

Закс
Меня-то не бойтесь, милый мой!

Бекмессер
Дарите совсем?

Закс
Чтоб вора спасти.

Бекмессер
Они уж мои?

Закс
Вполне, вполне!

Бекмессер
Но я их спою?
Закс
Их трудно спеть.

Бекмессер
А если успех?

Закс
Удивлюсь я тогда.

Бекмессер
(с видом полной доверчивости)
Вы право же снова больно скромны:
ведь Закса стих –
(он свистит)
чего-нибудь стоит!
Взгляните, как мне, бедняге, совсем не везёт!
С тоской я вспоминаю стихи, что ночью пел:
ведь из-за ваших шуток нагнал я на Погнершу страх!
А новую песню – я не могу тот час сложить!
Несчастный, разбитый страдалец, я нынче сил не найду!
Свадьбы и брачной жизни, – всего, что Бог сулил, –
мне как ушей не видеть, раз новой песни нет!
А вот теперь мне с вашею песней
легко, конечно, всё одолеть!
Если это удастся, я в землю зарою вражду,
распри и спор, давнишний наш раздор! –
(Он косится на бумажку и вдруг морщит лоб.)
А всё ж... тут нет ли ловушки мне? –
Вчера вы были мой враг;
и как же после стольких подвох сегодня вы за меня?

Закс
Я ночью шил вам башмаки.
Ужель враги поступают так?

Бекмессер
Да, да! Но всё ж клянитесь мне:
где бы я эту песню ни спел, не скажете вы никому,
что эти стихи сочинили вы!

Закс
Клянусь вам, – не скажу нигде,
что эту песню я сам сочинил.

Бекмессер
(удовлетворённый, потирая руки)
Чего ж ещё? Я обеспечен!
Бекмессер может теперь быть спокоен!

Закс
Но, друг, позвольте убедить вас
и дать совет вам дружелюбный:
учите твёрже слова! А спеть их нелегко;
напев найдёте ли к ним, найдёте ли верный тон?

Бекмессер
Друг Закс! Вы превосходный поэт!
Но напев и тон подыскать – никто не может так, как я!
Держите ухо востро, и: “Бекмессер, ай да мастер!” –
так станут все кричать,
если Закс не будет мне мешать!
Домой же скорее, песню долбить:
не теряя минуты, выучу всё! –
Ганс Закс! Дружище! Обидел я вас!
Но дворянчик спутал мысли мои! –
(С полной интимностью)
Вот тоже гусь к нам залез!
Мы ловко прогнали его! –
Но я болтаю, я завираюсь!
С толку я сбит, сошёл с ума!..
Словечки удачны и рифмы так гладки...
Приклеен я к месту, но чешутся пятки!
Ну вот, мне пора и со двора! –
Верьте, я вас люблю, Бога за вас молю,
ваши стихи куплю, голос за вас подам,
метчика место дам!
Но бросьте дикий стук, –
метьте мелком, мой друг!
Метчик, метчик, метчик – вот он!
Пусть Нюрнберг “растёт и цветёт” с ним в тон!!
Приплясывая, он прощается с Заксом; затем шумливо и шатаясь направляется к выходу; внезапно ему представляется, что он забыл положить стихотворение в карман; он бежит назад, боязливо ищет на рабочем столе и наконец замечает, что бумажка находится в его собственной руке. Шутливо выразив по этому поводу свою радость, он ещё раз обнимает Закса с пламенной благодарностью и шумно, хромая и спотыкаясь, убегает на улицу. – Закс задумчиво и улыбаясь смотрит ему вслед.

Закс
Хитёр и зол порой человек;
но злость в нём недолго сидит.
Иной потратит много ума,
но всё ж и он бережлив:
лишь к слабой струнке прикоснёшься, –
он поглупел и весь отдаётся. –
Да, мастер Бекмессер вором стал, –
но мне он этим козырь дал... <
i>(Он оборачивается и замечает Еву, которая идёт по улице к его двери.)
Вот Евхен! Я её поджидал...
Ева входит и медленно идёт на авансцену. Она в блестящем белом платье, с богатыми украшениями, но бледна лицом и имеет немного страдальческий вид.

Закс
Дружок! Ну, здравствуй!
Ай, как гордо сегодня ты блестишь!
Такой красой, таким сияньем
ты всех с ума сведёшь!

Ева
Мастер, не так это страшно...
Любуясь платьем моим, кто скажет,
где Еве больно, где тайно жмёт башмак?..*

Закс
Ах, злой башмак!
А кто его вчера примерить не хотел?

Ева
Заксу я верила и так;
но, видно, я ошиблась в нём...

Закс
Ай, вот беда!
Взгляну скорей и постараюсь боль унять!
Ева
Стоять на месте – не легко,
ну а ходить – ещё трудней...

Закс
Вот на скамейку ножкой стань;
быть может, средство я найду... <
i>(Ева ставит ногу на скамеечку у рабочего стола.)
Где он теснит?

Ева
Он мне... широк!
Закс
Ну, это щегольство: он по ноге.

Ева
Да, может быть...
Так вот почему он мне пальцы жмёт...

Закс
Вот тут?

Ева
Нет, там...

Закс
Так, где подъём?

Ева
Здесь, ближе к пятке...

Закс
Даже и там?!
Ева
Ах, мастер! Знать бы вам лучше меня,
где башмак теснит!

Закс
Ай, странно мне, что он широк,
а теснит здесь и там!
Вальтер, в блестящем рыцарском одеянии, выходит из смежной комнаты и при виде Евы останавливается у двери, как очарованный. Ева вскрикивает и тоже замирает в своей позе, с ногой на скамеечке, не сводя глаз с Вальтера. Закс, нагнувшийся к её башмаку, стоит на одном колене, спиной к двери, и как бы не замечает появления Вальтера.

Закс
Ага! Вот здесь! Всё я понял теперь! –
Да, ты права: шов виноват.
Ну, ладно, мы горю пособим;
постой-ка так, я твой башмачок
посажу на колодку и вмиг усмирю!
Он мягким, осторожным движением снимает башмак с ноги Евы, продолжающей стоять всё в той же позе, и за рабочим столом начинает возиться с башмаком, делая вид, что ничего другого не замечает.
Закс
(за работой)
Вечно с шилом, – таков мой удел;
сверлю, стучу и ночью, и днём.
Да, дружок, не раз я помышлял, –
нельзя ли мне башмаки забыть?
И вправду , я буду сватать тебя,
чтобы пеньем добыть кое-что себе.
Не хочешь слушать? Ответь же мне!
Ведь ты сама мне дала эту мысль...
Молчишь? Ну, ладно: “знай, мол, чини!”
Если б хоть песню мне спел кто-нибудь!..
Слышал я нынче славную песнь;
но ещё не был спет мне третий бар...

Вальтер
(поёт, не сводя с Евы восторженного взгляда)
“Вижу созвездий лучистый полёт, –
спустились к ней,
в волну кудрей,
чело венчая
блеском рая...
Алмазных звёзд хоровод
меня влечёт...”

Закс
(продолжая работать)
Слышишь? Ведь это мастер поёт!

Вальтер
“Чудо чудесней чарует меня,
и день двойной
владеет мной:
два дивных ока
льют широко, –
как два светила дня, –
море огня!”

Закс
(тихо Еве)
Так вот, что слышишь ты у Закса...

Вальтер
“Грежу ли я?
Не сон ли вновь ко мне сошёл?
Венок я вижу наяву, –
в двойном сияньи он расцвёл!..
Муза моя
венчает поэта главу...
И песня спета,
огнём согрета:
в виденьи ласковом сна
испил поэт до дна
любви восторг!”

Закс
(покончив с башмаком и снова надевая его Еве на ногу, в то время как Вальтер заканчивает “припев”)
Скажи, впору ли башмак теперь?
Как будто я... наладил недурно? –
Попробуй, ступи! – Ну, жмёт ли ещё?
Ева всё время стояла, смотрела и слушала не шевелясь, как очарованная; теперь она разражается горячими слезами, припадает к груди Закса и обнимает его, рыдая. – Вальтер подходит к ним и с большим одушевлением пожимает Заксу руку. Долгое молчание – все трое охвачены самыми глубокими чувствами. – Наконец Закс делает над собой усилие и с видом недовольства вырывается из объятий Евы, тем самым заставляя её невольно припасть к плечу Вальтера.

Закс
Беда, да и только, башмачником быть!
Ещё я хоть стихи пишу, –
не то давно бы бросил всё!
Одна канитель, нет сил моих!
Тому ширтко, а этому жмёт, –
и всякий лезет прямо ко мне:
поправь, направь, чини, лечи!
Башмачник, дескать, всё умеет, –
знает, как все дырки заштопать...
Когда к тому же он поэт,
ему совсем прохода нет;
а если он живёт вдовцом,
его считают дураком:
зелёные девицы, ища мужей,
желают, чтоб он на них глядел...
Поймёт он их, иль станет в тупик,
ответит “да”, иль “нет”, –
всё равно: смолой он пахнет под конец,
он дерзкий плут, притом глупец...
Эх, что-то будет с мальчишкой моим, –
перестал меня уважать! А Лена вовсе испортит его, –
все тарелки он любит лизать!
Кой чёрт пропадает он опять?!
Он притворяется, что высматривает Давида. Ева бросается к Заксу, удерживая его и снова привлекая к себе.

Ева
О, Закс! Мой Закс! Мой добрый друг!
Чем я воздам тебе за всё?
Что было бы со мною без нежных ласк твоих? –
Ребёнку ты любовно на жизнь глаза открыл!
Меня наставил ты добру,
внушил мне духа красоту;
ты пробудил мечты мои,
мне чувства ты согрел, взлелеял ты меня!
О, Закс, брани дитя своё,
но всё же я была права!..
Ведь если б я мгла свободно выбирать, –
твоей бы я была, ты взял бы мой венок!
Но рок поверг меня в пучину тайных мук,
и выбран должен быть не мною мой супруг:
тут высших сил могучий гнёт!..
Но мастер милый... сам поймёт...

Закс
Роман Тристана и Изольды
я не забыл, дитя;
и Закса не прельщает
роль Марка старика...
За ум я вовремя взялся, –
не то не рад бы и жизни был...
Ага! Вот бродит Лена под окном. –
Мы вас ждём! – Эй, Давид! Где ты пропал?
Магдалена в праздничном наряде входит через уличную дверь. В то же время в другой двери появляется Давид, также в праздничном платье, богать и красиво убранном цветами и лентами.

Закс
Свидетели здесь, вот кум и кума, –
начнём крестины! Все по местам!
(Все с удивлением смотрят на него.)
Как младенец тут родился, –
быть должно, чтоб он крестился.
Обычай школы нам велит,
когда напев удачный она родит,
напеву крещеньем имя дать,
чтоб каждый мог его узнать.
Почтенные гости, внимайте и в дело вникайте!
Мастерской напев на свет родился,
и рыцарь Вальтер его отцом объявился;
желая имя дать напеву,
в кумовья пригласил он меня и Еву.
Мы знаем новое творенье,
и вот вдвоём пришли на крещенье;
а также, для пуще важного вида,
позвали в свидетели Лену и Давида.
Свидетелем быть ученик бы не мог,
но ладно сегодня он спел свой урок;
так будь подмастерьем, верный мой друг:
склонись, Давид, и услышь – этот звук!
(Давид становится на колени; Закс даёт ему сильную оплеуху.)
Вставай, подмастерье, и помни о том,
каким в этот день ты стал молодцом! –
Всё иль не всё? Прошу извинить:
с крещеньем пришлось нам невольно спешить!
Чтоб младенец цвёл, другим в назиданье,
я дам ему приличное прозванье:
“Блаженного утра мечта-сновиденье” –
да будет имя его и значенье!
Пусть он без тревог растёт большой! –
Ну, милая кумушка, речь за тобой...
Он покидает центр полукруга, который образовали возле него остальные, и отходит в сторону, так что в середине стоит теперь Ева.
Ева
Яркий луч светила
будит сна покой:
утро озарило
сон отрадный мой...
О, небес виденье!
О, игра лучей!
Как понять значенье
сна души моей?..
Лишь напева нежный звук
всё мне шепчет внятно:
тайна сладких сердца мук
стала мне понятна...
Был ли это только сон?
На яву мне снится он...
Песня льётся,
вдаль несётся,
чар полна...
Грёза сна
мастеров пленит сердца, –
все поймут тогда певца!

Вальтер
Взгляд очей твоих мне шепчет внятно:
тайна сладких сердца мук
стала мне понятна...
Был ли это только сон?
На яву мне снится он...
Песня льётся,
вдаль несётся,
чар полна...
Как светлый звон,
грёза сна
мастеров смягчит сердца, –
я добьюсь у них венца!

Закс
Как тепло бы Закс сложил
в честь ребёнка звуки!
Но он в сердце затушил
искру сладкой муки...
Это был вечерний сон, –
тихо, тихо замер он...
Песня льётся,
вдаль несётся,
чар полна...
Как светлый звон,
грёза сна
мне поёт, что дар певца
стоит счастья и венца!..
Давид
Вижу ли это я во сне?
Что-то совсем неясно мне!
Право, это только сон, –
на яву мне снится он...
Подмастерье?
Вот доверье!
Я супруг?
Со всех сторон
награды вдруг!
Коль пойдёт так до конца, –
далеко ль и до певца?

Магдалена
Вижу ли это я во сне?
Что-то совсем неясно мне!
Право, это только сон, –
вижу храм и слышу звон...
Как я рада!
Вот награда!
О, мой друг!
Мне будет он
теперь супруг!
Да, быть мне женой певца,
коль пойдёт так до конца

Закс
(обращаясь ко всем)
В поле теперь! –
(Еве)Поклон отцу! –
Время, друзья, мешкать нельзя!
(Ева и Магдалена уходят.)
Ну, рыцарь мой, с надеждой в путь! –
Двери, Давид, ты запри, не забудь!
Как только Закс и Вальтер тоже вышли на улицу, а Давид принялся запирать входную дверь, – на авансцене с обеих сторон задвигаются занавеси, совершенно закрывающие сцену. – Музыка мало-помалу нарастая, принимает весёлый маршеобразный характер. Когда она достигает известной силы звучности, занавеси поднимаются.
ПЕРЕМЕНА ДЕКОРАЦИИ
Сцена представляет широкий луг на берегу Пегница, извивающегося в глубине;в ближайших к авансцене пунктах узкое русло реки приспособлено для движения по ней лодок. В перспективе виден город Нюренберг. – Лодки, украшенные яркими флагами, беспрерывно подвозят к берегу праздничного луга разодетых цеховых горожан с их жёнами и детьми. Справа на авансцене выстроена высокая эстрада со скамьями и сиденьями, уже украшенная знамёнами прибывших цехов; знамёнщики вновь прибывающих один за другим тоже водружают свои знамёна по краям эстрады певцов, так что она в конце концов оказывается с трёх сторон совершенно заставленной знамёнами. – Кроме эстрады, передний план сцены окаймляют палатки со всякого рода прохладительными напитками и пр. – При поднятии занавеса перед палатками – весёлое оживление; горожане с жёнами, детьми и подмастерьями сидят и лежат группами. Ученики мастеров пенья в праздничных одеждах, богато и красиво разубранные цветами и лентами, весело исполняют обязанности герольдов и маршалов, держа в руке длинные и тонкие жезлы, тоже украшенные цветами и лентами. Они встречают причаливающих к берегу, устанавливают порядок шествия цехов и сопровождают их к эстраде певцов. Представители каждого цеха, водрузив своё знамя, расходятся в разные стороны и располагаются у палаток. – В момент поднятия занавеса только что прибыл башмачный цех, который и направляется указанным порядком на авансцену.

Башмачники
(шествуя с развевающимся знаменем)
“Наш святой
был герой!
Да, славный наш Криспин
был добрый господин!
Босые ноги он жалел,
шил обувь куче ног;
а если кожи не имел, –
он крал её, где мог.
На вещи мы глядим свободно,
и в трудный час нам всё пригодно!
Башмачник, кожу добудь скорей
и шей, шей, шей!
По колодке проворно бей!
Появляются городские сторожа с трубами и барабанами; им предшествуют городские флейтщики, изготовители музыкальных инструментов и др. Отдельно идут подмастерья с детскими музыкальными инструментами, играя на них. Вслед за ними выступают портные с развевающимся знаменем.

Портные
“Как Нюренберг обложен был
свирепою ордой,
и страшный голод всем грозил, –
один портняга лихой
снял осаду, как рукой.
Козью шкуру он себе достал,
козелком пошёл гулять на вал
и, злым врагам на диво,
скакал кругом игриво.
И враг ушёл, и так сказал:
“да чёрт бы их совсем побрал, –
у них и козлам ничего себе!”
Бе-е-е! Бе-е-е! Бе-е-е!
Кто же знал,
что портняга в козле торчал!”

Пекаря
(непосредственно вслед за портными)
“Хлеба нет! Хлеба нет!” –
Страшна беда такая!
Без хлеба мог бы весь белый свет
почить в селеньях рая.
Ай! Ай! Ай!
Пекарь, не зевай!
Нам хлеб скорей подай!”
К берегу причаливает пёстро убранная лодка с молодыми девушками в богатых крестьянских нарядах. Ученики бегут к берегу.

Ученики
Творец! Фюртский* букет! Хор флейт, играй! Мы в пляс пойдём!
Городские музыканты играют танец. Ученики высаживают девушек из лодки и ведут их, танцуя, на авансцену. Характерная особенность этого танца заключается в следующем: ученики делают вид, что хотят только отвести девушек на место, но когда подмастерья намереваются перехватить их, ученики уводят девушек обратно, как бы желая найти им другое место; словно выбирая его, они описывают полный круг и таким образом весело, грациозно откладывают выполнение своего кажущегося намерения. – Давид идёт с пристани и неодобрительно смотрит на танец.
Давид
Ого! Что вам мастера пропишут? –
(Ученики делают ему длинный нос.)
Ишь ты! Чем же я хуже прочих?
Он выбирает себе хорошенькую молодую девушку и, танцуя с нею, вскоре доходит до большого одушевления. Зрители весело смеются. Ученики делают ему знаки.

Ученики
Спрячься! Спрячься! Здесь Лена твоя!
Давид пугается и быстро оставляет девушку, вокруг которой ученики сейчас же образуют хоровод; не видя нигде Магдалены, Давид замечает, что над ним подшутили; он прорывает круг, снова хватает свою девушку и танцует с нею ещё более пылко.

Давид
Ах! Вечно одни проказы у вас!
Ученики стараются отобрать у него девушку; но он с нею каждый раз счастливо увёртывается, подобно тому как прежде ученики увёртывались от подмастерьев.

Подмастерья
(кричат с берега)
Мастера приплыли!
Ученики повторяют это восклицание, поспешно прекращают танец и спешат к берегу.
Давид
Боже! Прощай, моя малютка!
(Он даёт девушке пламенный поцелуй и убегает от неё.)
Ученики выстраиваются для встречи мастеров; народ весьма охотно очищает место. – Прибывшие мастера пения становятся на пристани в ряды для торжественного шествия, которое сейчас же и начинается. Впереди идёт Котнер с развевающимся знаменем, на котором изображён царь Давид с арфой; все приветствуют это знамя, махая шляпами. – Шествие достигает эстрады, где Котнер водружает знамя. Прежде всех занимает место на эстраде Погнер, шествующий под руку с Евой; последнюю сопровождают празднично украшенные и богато одетые девушки, среди них и Магдалена. Знамя мастеров пения водружено как раз в центре прочих знамён и возвышается над ними. Ева, окружённая девушками, садится на почётное место, убранное цветами; мастера занимают места на скамьях, подмастерья становятся за ними, а ученики торжественно выстраиваются шеренгой перед эстрадой, лицом к народу.

Ученики
Silentium! Silentium!
Смолкни говор и стихни шум!
Закс подымается с места и выступает вперёд. При виде его в толпе возникает большое движение; все обнажают головы, махают шляпами и платками, указывая друг другу на Закса.

Весь народ
А! Закс! Ганс Закс!
Вот мастер Закс! Привет! Привет!
Все сидевшие подымаются со своих мест; мужчины остаются с непокрытыми головами. – Бекмессер, занятый заучиванием стихов, спрятан позади прочих мастеров, так что в этот момент он не привлекает на себя внимания публики.

Общий гимн *
“Проснись! День светлый настаёт!
В зелёной роще слышу я
чудесный голос соловья:
свободы песню он поёт!
Склоняется на Запад ночь,
с Востока день идёт, горя,
и новая зажглась заря,
и тьма навек уходит прочь!”
Честь! Честь тебе, дорогой наш Закс!
Дорогой и славный Закс!
(Общее ликование)
Закс стоял неподвижно, словно потеряв сознание окружающего, и смотрел куда-то вдаль, поверх народной толпы. Наконец он опускает к ней задушевный взор, приветливо кланяется и начинает свою речь растроганным голосом, вскоре однако овладев собою.

Закс
Гимн дивно спет, но я смущён, –
меня гнетёт такая честь!..
В том только гордость моя,
что я нашёл любовь у вас...
И то уж мне большая честь,
что выбран я речь пред вами держать.
А в речи той, друзья мои,
честь и хвалу найдёте вы.
В большой чести у вас искусство,
и значит вам понятно,
что тот, кто сам его творит,
искусству цену знает.
И вот один почтенный муж
докажет это вам сегодня:
дитя своё, красотку дочь,
со всем своим именьем, –
тому певцу, кто нынче здесь
пред всеми вами приз возьмёт,
в награду он даёт,
как лучший сердца дар!
Итак, друзья, – понятно ль вам?
Любой поэт свободен петь! –
Внимайте, судьи-мастера!
Пре всем народом вас молю:
вы взвесьте редкий этот приз
и лишь того венчайте,
кто красоту проявит нам
в любви своей и в пеньи!
Таких наград бесценных
никто ещё не знал доселе, –
ни в наши дни, ни в дни былые!
И этот ангел чистый
потом не должен плакать,
что Нюренберг – искусства друг
и так его высоко чтит!
Большое движение. Закс подходит к Погнеру.

Погнер
(очень тронутый, пожимая руку Заксу)
О, Закс, мой друг! Спасибо вам!
Вы знали, что томит меня!
Закс
Рискнули вы, но – с нами Бог! –
(Он обращается к Бекмессеру, который ещё во время шествия и потом беспрестанно вытаскивал из кармана листок со стихами, зубрил, старался точно прочесть слова и часто в отчаянии вытирал себе лоб.)
Ну, что же, как дела? А?

Бекмессер
Ну... и стихи! Темна вода, –
запомнить их нельзя никак!
Закс
Мой друг, да кто ж вас принуждает?

Бекмессер
Да, да! Ведь погибли по вашей воле стихи мои!
И я вас прошу: хоть здесь-то стойте за меня!

Закс
По мне – бросьте всё!

Бекмессер
Ну, вот ещё!
Другие мне не страшны ничуть, –
один только вы...

Закс
Тогда – вперёд!
Бекмессер
Стихов, конечно, никто не поймёт,
но популярность ваша вывезет меня...

Закс
(обращаясь ко всем)
Итак, прошу мастеров и народ
открыть немедля борьбу певцов!

Котнер
(выступая вперёд)
Мастера, готовьтесь, – кто холостой!
Пусть тот начнёт, кто старше всех! –
вам, Бекмессер, начинать! Пора!
Ученики подводят Бекмессера к дерновому холмику, который они только что сложили перед эстрадой, быстро утрамбовали и со всех сторон покрыли цветами. Бекмессер всходит нетвёрдой поступью, спотыкаясь и пошатываясь.

Бекмессер
Проклятье! Качается! Так упадёшь!
Мальчики смеются и весело утаптывают холмик ещё раз. В народе начинают поталкивать друг друга.

Голоса в народе
(в то время как Бекмессер старается упрочиться на холмике)
Как? – Он? – Ужель? – Что-то не подходит! –
Я бы его прогнал, будь я невестой! –
Разве в женихи такой годится? –
Молчать! Ведь он известный мастер! –
Цыц! К чему острить? В совете он имеет вес! –
Ха! Он даже не стоит! –
Ужель он запоёт? – Сейчас слетит! –
Это наш писарь, Бекмессер мудрый! –
Какой болван!
(многие смеются)
Ученики
(выстроившись)
Silentium! Silentium!
Смолкни говор и стихни шум!

Котнер
Начинай!
Бекмессер наконец кое-как устроился на холмике. Он отвешивает поклоны, первый – мастерам, второй – народу, и третий – Еве, которая отворачивается. Бекмессер в замешательстве продолжает на неё щуриться. От волнения у него захватывает дух, и он старается подбодрить себя прелюдией на лютне. – Наконец он начинает петь на свою прежнюю мелодию, но с переиначенной просодией, слащаво украшая кадансы.

Бекмессер
“Розовым утром жалел сводню бес;
волшебник сад
нёс даром в ад,
мне грубо лая,
в снег играя;
зимой поедем через
волны чудес.” *
(Он опять старается стать потвёрже.)
Мастера
(тихо между собой)
Что, что такое?! – Да он рехнулся! –
И где он мог мыслей подобных набраться! –
Неслыханный факт! –
Мой Бог! Что с ним? Нельзя понять!..
Народ
(тихо друг другу)
Что за чушь! – Что с ним? –
Поедет он? – Понять нельзя! –
Вот чепуха! – Кто в снег играл? –
Что спел он? – Слыхали? –
Кто поедет с ним? – Н
ельзя понять!
Бекмессер украдкой вытаскивает из кармана бумажку, старательно заглядывает в неё и затем боязливо снова прячет.

Бекмессер
“Гордо осла рёв и крик я сносил;
приплод сырой,
совсем пустой...
(Он заглядывает в бумажку.)
суля мученья,
вместо пенья,
меня угомонил, –
чтоб не дурил!”**
Он опять сильно шатается, пробует прочесть бумажку, но не может; голова идёт у него кругом, на лбу выступает холодный пот.

Мастера
Что это значит?! –
Он не в уме! –
Пустой набор нелепых фраз! –

Народ
(всё громче и громче)
Вот так песня! – Рёв свой сам он сносил! –
И впрямь он ослом ревёт! – Приплод пустой! –

Бекмессер
(в отчаянии злобно воспрянув)
“О, где сосна? –
Там я, раздевшись, ей предстал,
игриво сел и ждал два дня:
красы такой никто не видал!
Но вот она
к себе зазывает меня:
прибив рукою,
влачит с собою,
жалея плеть, собаку рвёт
и мне куски даёт
без задних ног! * ”
Все разражаются громким хохотом. Бекмессер в ярости покидает холмик и бросается к Заксу.

Бекмессер
Свинья башмачник! Ты виноват! –
Клянусь, что вирши не мои!
Ваш Закс, ваш милый, славный Закс
их написал и мне поднёс!
Меня позорно он подвёл,
мне эту дрянь свою всучил!
Он в бешенстве убегает и скрывается в толпе. – Большое всеобщее возбуждение.

Народ
Вот тебе и на! – Вот так приключенье! –
Ужель он прав? – Возможно ли это?

Мастера
(Заксу)
В чём дело, Закс? – Что за скандал! –
Так автор – вы? – Вот странный случай!

Закс
(спокойно подняв бумажку, которую Бекмессер ему бросил)
О, нет! Клянусь, – автор не я;
а Бекмессер сам себя подвёл!
Всё вам объяснить он должен лично;
но конечно я сказать не смею,
что песнь любви такой красы
мог бы я, Ганс Закс, создать...

Мастера
Такой красы?
Этот явный вздор?!

Народ
Ха, Закс дурит! –
Конечно, шутит он!

Закс
Прекрасна песнь, –
я не шучу!
Всё несчастье только в том,
что её друг наш Бекмессер исказил;
надеюсь всех вас убедить,
когда другой споёт эту песнь,
но с верными словами.
Кто точно споёт, тот явит нам,
что песню сам он создал, –
и создал прямо мастерски,
если сказать по правде! –
Я обвинён, так надо мне свидетеля
представить на суд.
Кто скажет слово за меня?
Предстань скорей, свидетель мой!
Из толпы выходит Вальтер и с рыцарской приветливостью кланяется сначала Заксу, а затем в обе стороны, – мастерам и народу. Он сразу производит благоприятное впечатление. Несколько мгновений все молча смотрят на него.

Закс
Свидетель! Прошу, докажите всем,
что эту песнь не я сочинил
и что ей хвалу недаром я воздал!

Мастера
Ай, Закс! Какой ловкач! –
На этот раз уж так и быть!

Закс
Лишь те законы вполне хороши,
что место исключенью дают...

Народ
Свидетель славный! –
Гордый взгляд! –
Тут, право, можно ждать добра!

Закс
Вам, мастера и народ,
показанье даст свидетель мой! –
Вальтер фон-Штольцинг, спойте песнь! –
Вас, господа, прошу следить!
(Он передаёт листок со стихотворением Котнеру для прочтения.)

Ученики
(выстроившись)
Всё смолкло вдруг...
Сам стихнул шум...
Кричать нам не надо “silentium”...
Вальтер смелым и уверенным шагом поднимается на цветочный холмик и начинает свою песню. Котнер с другими мастерами прилежно следят по бумажке за словами.
Вальтер
“Розовым утром алел свод небес...
Волшебный сад
нёс аромат,
мне в грудь вливая
неги рая:
земной эдем воскрес...
(Мастера, захваченные пением, невольно роняют бумажку и начинают ещё внимательнее вслушиваться. Вальтер, по-видимому, заметил это; увлечённый, он тотчас же продолжает более свободно.)
Там древо дивной красоты
росло в плодах златистых;
под ним кумир моей мечты,
моих желаний чистых,
в блаженно сладком сне –
эдема цвет –
Ева предстала мне!”
Мастера
(шепотом)
Ну, да! – Ещё бы! –
Это вещь не та! –
Другие и слова, и тон!

Народ
(также)
Кто мог бы думать! – Как хорошо! –
Что значит верно, складно петь!

Закс
Дальше теперь!
Просим вас!

Вальтер
“Ночь прилетела на чёрных крылах...
Окутан тьмой,
стезёй крутой
поднялся я
к святым волнам ручья,
что внятно пел в горах...
Там лавр могучий вольно рос,
осыпан сетью звездной...
И в этом царстве вещих грез,
над мировою бездной,
в священный вдохновенья час
увидел я Музу и Парнас!”

Мастера
(между собой)
Довольно смело, это так;
но стих певуч и рифмы в лад.

Народ
В краю чудес витает он,
но всё же словно мы
и сами вместе с ним летим!

Закс
Так, свидетель, так! –
Ждём теперь конца!

Вальтер
(очень пылко)
“О, светлый день!
Туманных снов живой расцвет!
Моё виденье и мой рай
преобразил полдневный свет!
Вот лавра сень:
к нему звал ручей меня, в нагорный край!
И сна царицу,
мою денницу
воспеть я страстно мечтал;
и Музу снов моих,
прекрасный идеал, –
пленил мой смелый стих:
в лучах златых светила
мне песнь моя открыла
Парнас и вечный рай!”

Народ
(очень тихо сопровождая заключительные стихи песни)
Куда вознёс меня певец?
Я словно вижу сладкий сон...

Мастера
(взволнованные, вставая со своих мест)
Да, наш венок прими, певец!
Как мастер ты нам песню спел!
(Еве)
Дай ему твой венок!
Он лишь, он один
так дивно может петь!

Народ
Он победил! Он добыл приз!
Ведь он один так дивно может петь!
Погнер
(растроганный, обращается к Заксу)
О, Закс! Ты счастье мне вернул,
тяжёлый камень с сердца снял!
Вальтера возводят на ступени эстрады, где он склоняет одно колено перед Евой. Последняя всё время оставалась в спокойной, уверенной позе и в сладком забытьи слушала Вальтера, не сводя с него глаз. Теперь она наклоняется к нему и венчает его венком из лавра и мирта.

Ева
Ты лишь один так дивно можешь петь!
Вальтер встаёт, Ева подводит его к своему отцу, перед которыми оба преклоняют колени; Погнер благословляет их, простирая над ними руки.

Закс
(указывая народу на Вальтера и Еву)
Свидетель, значит, – за меня;
но виноват ли в этом Закс?

Народ
(быстро впадая в бурно-ликующее настроение)
Ганс Закс! Нет! Быть мудрей нельзя!
Вы сердце ваше вновь раскрыли нам!

Мастера
(торжественно обращаясь к Погнеру)
Вас, мастер Погнер, в вашу честь,
мы просим знак наш певцу поднесть!

Погнер
(держа золотую цепь с привешенными к ней тремя большими медалями, обращается к Вальтеру)
Хранить вас будет царь Давид:
наш цех вам мастера знак дарит!

Вальтер
(в невольном порыве уязвлённого самолюбия отклоняя почётный знак)
Я – мастер? Нет! –
(Он нежно смотрит на Еву)
Без этой чести счастлив я!
Все с большим смущением смотрят на Закса. Последний подходит к Вальтеру и многозначительно берёт его за руку.

Закс
Почтенье к мастерам, мой друг!
Почтенье к их труду!
То, чем в душе они горды, –
вам жатву принесло.
Не ваших предков славный род,
не герб старинный и не меч, –
мы здесь поэта чтим, искусства яркий цвет!
Вас осчастливил наш венец!
Так вот, спросите же себя,
как может быть ничтожным то,
что столько счастья в силах дать?..
Служить искусству мы хотим
всем сердцем, всем умом;
над ним трудясь по мере сил,
мы сберегли его.
Хоть благородства в нём уж нет,
как прежде в замках у князей,
но даже в годы бурь
в нём дух отчизны не погиб!
И если скромен цвет его
в объятьях мачихи-судьбы,
то всё ж – какой ему почёт!
Что дать могли бы мы ещё?
Народ! Туч мрачных берегись!
Распад нам и стране грозит!
В величьи ложном стран чужих
князья с народом врозь идут:
романский чад, мишурный блеск
осели на земле родной!
А добрый наш немецкий дух
жив только в наших мастерах!
Так я скажу:
честь мастеров храните,
искусство их цените!
Народ мой,
ты им помощь дай!
Тогда пускай
падёт священный Рим:
мы всё же сохраним
святой искусства край!

Народ
Честь мастеров храните!
Искусство их цените!
И всяк из нас им помощь дай!
Тогда пускай
падёт священный Рим:
мы всё же сохраним
святой искусства край!
К пению народа присоединяются все присутствующие. В это время Ева снимает венок с головы Вальтера и венчает Закса, который берёт из рук Погнера цепь, надевает её на Вальтера и затем обнимает молодую чету. Вальтер и Ева стоят по обеим сторонам Закса, прижавшись к его плечам. Погнер, в знак почтения, преклоняет перед Заксом колено. Мастера, подняв руки, указывают на Закса, как на своего главу.
Народ, видя образовавшуюся группу, в восторге машет шляпами и платками. Ученики пляшут и, ликуя, бьют в ладоши. – Трубы и барабаны на сцене.

Все
Закс! Закс! Славный наш Ганс Закс!

Занавес падает
libretto by Виктор Коломийцов 

 

© DM's opera site